Я почувствовала легкое головокружение, вышвырнула в окнопустую пачку, потом спохватилась, вылезла, бросила ее в урну и покатила вЛожкино. Был только один путь узнать правду. Но прежде чем вступить наскользкий и тонкий лед, следовало как следует пораскинуть мозгами.

Не успела я войти в холл и по обыкновению налететь на гроб,как Борис высунулся из гостиной и заорал:

– О, чудненько, ты-то мне и нужна!

Вспомнив бесконечные дубли с поеданием геркулесовой каши, ясодрогнулась и осторожно поинтересовалась:

– Зачем?

– Иди, иди, – хитро улыбался Борис, вталкивая меняв комнату, которую заливал безжалостно яркий свет, – топай на диванчик.

Я пробралась между прожекторами. Представляю, какую суммупридется выложить в результате за свет.

– Нам надо снять животных, – пояснил Борис.

– А я тут при чем? Вроде не похожа ни на собаку, ни накошку, или ты принял меня за морскую свинку?

– Нет, – рявкнул Борис, очевидно привыкший к тому,что на съемочной площадке говорит только он, – но они нас не слушаются.Поэтому сделай милость, прикажи им.

– Что? – удивилась я.

– Вот, например, вели мопсу сесть!

– Хуч, сидеть, – сказала я.

Но Хучик, как и следовало ожидать, даже ухом не повел. Междунами говоря, он великолепно знает команды, просто не любит слушаться. Хучсвоенравный и упрямый. Словами от него ничего не добьешься, но Борис-то этогоне знает.

– Ну, еще разок, – велел он.

– Сидеть, – повторила я.

Естественно, результата не последовало.

– Безобразие, – вскипел режиссер, –отвратительно! Почему он не выполняет приказ?

– Тут не уголок тети Наташи Дуровой, – спокойноответила я, – Хучик хочет спать.

– Но мне надо, чтобы он сначала сел, а потом прошел поковру!

– Вот и поставь перед ним актерскую задачу, –съязвила я, – объясни цель, растолкуй мизансцену, может, и поможет.

Борис фыркнул и вышел за дверь. Федор, сидевший у камеры,хохотнул.

– Ой, мамочка, хуже нет – животных снимать!

– Да? – удивилась я. – Они такие милые!

– Ага, – мотнул головой оператор, – наэкране.

– Думаю, вы не правы, – вздохнула я, –помните фильм про колли, «Лэсси», кажется. Там снимали великолепнодрессированную собаку, большую умницу. Она такие штуки проделывала! Ну не моглаже эта шотландская овчарка все забыть после съемок?

Федор поглядел на меня с жалостью.

– Даша, ты наивна до жути. Насколько я знаю, в фильме«Лэсси» снималось то ли восемь, то ли десять животных!

– Да ну?!

– Именно. Подобрали похожих дрессированных животных,одно умело прыгать через огонь, другое бегало по лестнице, третье плавало. Апотом, ну подумай, сериал длился лет пять или шесть, а собака все оставаласьмолодой…

А ведь верно. Надо же, сплошной обман это киноискусство.

– Но даже с дрессированными зверями работать – чистыйгеморрой, – откровенничал Федор, – а уж с обычными… Недавно снялся сВаграмовым, слыхала про такого?

– Нет, – покачала я головой.

– Да ты чего? – изумился оператор. – ТенгизВаграмов, автор ужастиков, два года по телику крутят «Сказки из могилы».

– Извини, я не смотрю такое.

– Вот и зря, – припечатал Федя, – адреналинтак и кипит! Ну не в этом соль. Там нужно было сделать такой кадр. В фужересидит мышь. Главная героиня хватает, не глядя, бокал, подносит ко рту и туттолько замечает грызуна.

– Она слепая? – поинтересовалась я.

– Кто? – удивился Федор.

– Главная героиня! Тащит в пасть стакан и не замечаетмышонка!

– Ой, да перестань, – взвился оператор, – нев этом дело.

– А в чем?

– Ну как заставить мышь тихо сидеть в бокале?

Я призадумалась, потом честно призналась:

– Не знаю!

– Вот и мне сначала в голову ничего не пришло, но потомдодумался, – торжествующе сообщил Федя.

– И как? – заинтересовалась я.

– Дал ей хлеба с коньяком, – веселилсяоператор, – враз опьянела.

– И снял?

Федор махнул рукой:

– Говорю же, чистый геморрой. Сначала актриса истерикуустроила. Визжала, будто дрель в бетоне: не стану дохлую мышь трогать! Я ейобъясняю: мышь пьяная… Нет, ни в какую! Час уламывали! Джулия Робертснедоделанная! Еле-еле уговорили!

– Значит, сняли!

– Как бы не так, – взвизгнул Федя, – тыприкинь! Только-только эта идиотка фужерчик к носу поднесла, как мышка оталкоголя оклемалась, увидела рожу кинозвезды около своей морды, перепугалась,впрочем, тут на нее злиться нельзя, я бы тоже от ужаса скончался, приди бабе вголову идея ткнуться в меня физией, и…

– Что?

Федор принялся хохотать:

– Ой не могу, ой, мышка за нас всех отомстила!Звезда-то наша, Полуянова Надька, жуткая стерва. Правда, у них, у всех бабеноккиношных, норов еще тот, считают себя великими и выдрючиваются по полнойпрограмме. Но Надька – редкостная сволочь, всех до обморока довела. У гримершикисть рыбой пахнет, партнер потом воняет, раньше десяти на площадку не приду, вполдень подайте кофе, принесите минеральную воду без газа, да только «Перье»!..Забодала всех, а тут такой прикол! Сунула, значит, наша мадама морду к бокалу,а мышка-то и цап ее за носик. Визгу было! Крику! Народ просто замертво попадалот смеха, кто где стоял. Надька воет, мышь у нее на ноздре висит! Тенгиз рукамимашет, один я не растерялся и все отснял. Так в фильм и вошло, можно сказать,лучший кадр!

Я с сомнением посмотрела на наших собак и кошек, собравшихсяв гостиной. К сожалению, их невозможно заставить тяпнуть противного Бориса…Хотя… Не успела я придумать, каким образом объяснить Жюли, единственной из всехсобак, способной пустить в ход зубы, что следует цапнуть мужика за ноги, какрежиссер вернулся в комнату. В руках он нес глубокую тарелку, наполненнуюкусочками сыра.