— Я видел, — сейчас Димка, определенно, вспомнил про видеозапись, по сей день гуляющую по интернет-просторам. — Ты в лице меняешься, — продолжал он. — Это из-за того парнишки? Пап, прошло столько лет…

— Дима, ты хирург, — вновь перебил Константинов сына. — Я искренне желаю, чтобы в твоей жизни операции проходили исключительно с положительными результатами. Я имею ввиду…

— Я понял. Думаю, что понял, — поправил Дмитрий самого себя. — Но и ты… — а вот о произошедшем с отцом в юные годы, как оказалось, говорить непросто. — Как бы это сказать…

— Если в моих силах помочь, я не смогу остаться в стороне, — максимально честно сейчас ответил Алексей, без труда выдерживая взгляд молодого человека. Тут же добавив, — Вот такой вот у тебя ненормальный отец. Ладно, закрываем тему, — оборвал он резко разговор.

К ним приближалась Лада. Наплававшись вдоволь она, наконец, вышла на берег. А при ней говорить о собственном прошлом Алексей не собирался. Да, допускал, что сын вполне мог какую-то часть его прошлого обсудить с девушкой. Всё же не чужие люди друг другу. Но вот что касалось его самого — нет. Не готов был…

Замечательный вечер продолжили прогулкой вдоль берега. Наблюдая за сыном и его девушкой, Константинов вспоминал собственную молодость. Не было возможности — вот так просто отдохнуть. Долгое время работал даже без коротких передышек. И теперь начинал удивляться, как вообще организм выдерживал нагрузку.

3

Самый запад России. Часа в три ночи Лада проснулась от ощущения пустоты. Димки, её Димки, рядом не было. И ушел, определенно, даже не несколько минут назад. Сев на постели и включив свет, осмотрелась. На прикроватной тумбочке с ее стороны оставлен бархатный футляр в форме сердечка. А рядом, на полу в вазе, которой в номере до этого не видела — букет белых роз. Но да ладно с ней, с вазой…

По всей видимости, заслышав тихие шаги, Димка оглянулся. Лада замерла на пороге балкона, обнимая букет роз. А на одном из пальчиков её рук заметил колечко. Не исключено, что нарочно держала букет таким образом, чтобы он, по возможности сразу, увидел свой маленький презент.

— Дим, я всё правильно понимаю? — тихо прозвучал её голос.

После двойного удара: ковида и потери ребенка, в один из срывов, она, сорвав с пальца обручальное колечко, швырнула то в Константинова-младшего. А потом рыдала ещё больше, уверенная в том, что теперь между ними, действительно, всё кончено. Колечко так и не получилось найти. А они больше не обсуждали всерьез вероятность брака. И от серьезного разговора, в первую очередь, уходил сам Димка. А сегодня, когда увидела футляр…

— Ты выйдешь за меня? — оставаясь стоять у балконных перил, так же негромко ответил он вопросом на вопрос.

— А ты, действительно, этого хочешь после всего, что я устраивала? — полюбопытствовала она, сокращая между ними расстояние и останавливаясь на столько близко, что, кажется, слышала стук его сердца.

— Рассматриваю это исключительно как проверку на выдержку нашим отношениям, — заметил он, обнимая любимую за талию. Влажные стебли роз мгновенно намочили рубашку. Но вот это сейчас не имело совершенно никакого значения. — Лада… — собирался что-то добавить к сказанному, когда услышал её почти шепот:

— Я согласна. Я выйду за тебя, — добавила она громче, оставаясь в его успокаивающих объятиях.

Какое-то время они просто стояли в объятиях друг друга. Между ними — только розы. Белые, её любимые. Он отлично помнил всё, что ей нравилось. Вот только до определенного момента опасался делать в данном направлении какие-либо шаги, постоянно напоминая себе о её непонятных, практически бесконтрольных срывах.

— А как на счет розового шампанского и конфет пралине? — поинтересовался он, легким, ничего не значащим поцелуем, касаясь её виска, как делал это всякий раз, когда чувствовал, что его очаровательная Лада, снова на грани срыва.

— Дима, — резко отстранившись, Лада в неподдельном недоумении воззрилась на молодого человека. — Дим, это, что твоему отцу всего лишь надо было подарить мне букет, чтобы ты сделал разом вот столько сюрпризов? — счастливо рассмеявшись, чего за ней не помнил уже давно, обняла его за шею. Розы рассыпались по полу балкона. — Я сейчас, — в какой-то момент Дмитрию показалось, что она чего-то испугалась. А это были всего лишь обычные цветы, из-за которых уж точно впадать в панику не стоило.

— Я соберу, иди переоденься, — предложил он.

Вот что усвоил четко с детства: мокрая одежда опасна для здоровья. И хотя у самого рубашка намокла от влажных стеблей цветов, сейчас думал о ней, своей Ладе, с таким трудом становящейся прежней.

И хотя на улице и было тепло, а всё же — ночь. И ветерок с моря мог оказаться достаточно коварным. А они только первый кризис пережили.

Цветы были возвращены в вазу, установленную на этот раз в комнате, где располагался небольшой диван. Подвинут ближе столик с её любимыми конфетами.

— Ты выглядишь потрясающе, — заметил он, передавая наполненный шампанским бокал.

— Даже не знаю, как сейчас реагировать, — с легкой иронией в голосе призналась Лада. — Но если всё это из-за Алексей Петровича, то не следовало, — продолжала она негромко, при этом слишком внимательно наблюдая за любимым человеком. — Для меня он всего лишь твой отец.

— И в тебе он видит исключительно дочь, — закончил за девушку Димка, присаживаясь рядом и приобнимая за талию. — Именно дочь, — повторил настойчиво, успев заметить во взгляде девушки недоумение. — Со слов матери, батя бредил девочкой. Обычно мужики о пацанах-наследниках мечтают, а отец хотел дочь. Но сперва родился я, потом — Никита.

— Ну, если у него там какие-то отношения наметились, может еще и получится девочка, — с улыбкой обронила Лада. — У тебя отец еще совсем не стар, можно сказать — пол жизни впереди.

— Только как я понял, интерес у него далеко не к девочке двадцати лет, а к достаточно взрослой женщине в районе сорока, может чуть меньше, чуть больше.

— Так, — отстранившись от молодого человека, Лада очень серьезно на того посмотрев, поинтересовалась, — И что тебя смущает? Или, что, хочешь сказать, женщина в сорок не может родить? Дима, ты сам недавно меня убеждал в том, что твой отец в сорок семь еще совсем не старик. Так, а женщина к сорока уже, что — всё, списана со счетов?

— Лад, женщине ребенка поднимать надо, — возразил он, при этом постаравшись избежать резкости в тоне. — Ну, ты же не станешь спорить с тем, что основную роль в жизни ребенка всё же играет мать. Да и возраст, сама медик, понимаешь, организм в двадцать — двадцать пять