— Расслабься. У Корни нет никаких болезней — кроме той,которой он тебя уже наградил.

— Давай, давай, напомни мне об этом, а то вдруг язабуду! — Ласи, перегнувшись, посмотрела через край крыши. — Как тамдоктор Крыса всегда говорит? Что коты могут падать с любой высоты?

— Эй!

Я опустился на колени и, как бы защищая, погладил кота побоку. Он продолжал чавкать, не обращая внимания на ее угрозы.

— В одном ты прав, — продолжала Ласи. — Такойтолстозадый кот, скорее всего, проломит в тротуаре достаточно большую трещину,чтобы через нее полезли монстры. Мэнни это не понравится.

Мэнни в последнее время расположился к нашему Корни. В этомздании домашние животные официально находились под запретом, но он и другиеработники из обслуживающего персонала начали делать исключения из этого правила.Слишком многие жильцы жаловались на то, что крысы шумят в стенах, и мыодалживали им Корнелиуса на ночь. По большей части они с радостью откликалисьна это предложение — после наших объяснений, что стоит коту оставить в квартиресвою перхоть и шерсть, и грызуны будут обходить ее стороной. Нужно просто недергаться, когда, проснувшись, обнаружите кота сидящим у вас на груди. В концеконцов, этот дом находился на линии огня; мы с Ласи рассматривали его как свойперсональный проект.

Плюс Ласи по-прежнему задешево сохраняла свою квартиру спрекрасным видом из окна. Санитарная инспекция продемонстрировала еедомовладельцам несколько жутких фотографий всей этой катавасии с крысами, и онипродлили договоры аренды жильцов седьмого этажа на неопределенный срок. У этихне совсем обычных домовладельцев денег и без того хватало — они владели землейв Нью-Йорке уже почти четыреста лет.

Конечно, мы понимали — оставшись в городе, мы должны бытьготовы к тяжелым испытаниям. В Нью-Йорке может стать очень, очень беспокойно.Нас ждут суровые дни, и не когда-нибудь, а буквально с минуты на минуту. Кэтому придется привыкать — продолжать ходить в бистро Боба, когда хочетсясъесть бифштекс, и с невинным видом болтать с Ребеккой, все время помня о том,что вот-вот наступит «Чернобыль», крушение цивилизации или апокалипсис зомби.

Или, как теперь выражаются в Новом Дозоре, — вспышка.

Когда с гамбургерами было покончено, я сказал:

— Пора заняться делом.

Ласи закатила глаза, не упустив случая продемонстрировать,как она относится к тому факту, что я занимаю в Новом Дозоре более высокоеположение по сравнению с ней. Тем не менее она взяла бинокль и направила его напылающую красным закатным огнем реку.

— И что мы теперь ищем?

— Признаки «червя», — ответил я.

— Тоже мне, новость! Хотя… никто никогда не говорилмне, что же это такое на самом деле — признаки «червя».

— Что такое «червивость»?

Она показала мне язык. Я улыбнулся и поднес к глазамбинокль.

— Когда ты их увидишь, то сразу поймешь. Так со всеминами происходит.

— Не сомневаюсь. Но они хотя бы любят воду?

— Еще один хороший вопрос. Правда, туннель подземкипроходит не через воду, а под ней.

Я повел биноклем по вытяжным башням; именно они, закачиваяпод землю свежий воздух, пробудили «червя». Над кирпичными, лишенными оконколоннами в неверном вечернем свете кружили чайки. Закат окрасилтускло-оранжевым их белые перья. Кстати, это было что-то новенькое — парящеенад башнями облако летающих кругами птиц. Никто не понимал, что это означает.Новый переносчик болезни по воздуху? Простое совпадение? Любители падали,чувствующие приближение массовой бойни?

Я вздохнул.

— Иногда мне кажется, что на самом деле мы вообщеничего не знаем.

— Побереги нервы, Кэл. Все еще только начинается.

С улицы донесся вой сирены, и, отбежав на другую сторонукрыши, мы остановились у края, вглядываясь во тьму. Пространство между нашим ипротивоположным домами затопили звуки потрескивания рации и вспышки мигалкиполицейской машины. Надо полагать, арест.

— Значок с тобой? — спросил я.

— Как всегда. Лучшая часть работы. Иногда намприходилось вмешиваться — если

полиция собиралась упрятать в тюрьму сбитого с толку,склонного к насилию новичка. Мы демонстрировали свои значки службы национальнойбезопасности и несли всякую чушь насчет биологического оружия. Удивительно, нопрактически всегда полицейские быстро давали задний ход. Десять часов спустяновоиспеченный инферн оказывался в Монтане, получал внутривенно чеснок и быстровходил в курс дела. Конечно, в наши дни убедить их не составляло особого труда— признаки того, что творилось, были повсюду.

Я сфокусировал бинокль на толпе, сгрудившейся вокругполицейской машины. Копы надевали наручники на парня, и женщина пронзительноорала на него, потрясая сумочкой, которую держала за разрезанный ремешок. По тротуарурассыпалось содержимое сумочки. Еще одна полицейская машина неспешно двигаласьк месту происшествия на расстоянии квартала.

Я вздохнул и опустил бинокль.

— Похоже, это просто карманник.

В пользу инфернов можно сказать по крайней мере одно — ониникогда не воруют, разве что случайно подвернувшийся шмат мяса. Они неспособныпродумывать свои действия достаточно далеко вперед, чтобы охотиться заденьгами. И это по-своему любопытно — что, несмотря на разрастающуюся вспышку,обычные преступления продолжали происходить. Может, их даже стало больше. Конецтам мира или нет, в этом отношении люди менялись мало.

— Да, — Ласи тоже со вздохом опустила бинокль ипожевала нижнюю губу. — Не везет.

— Не расстраивайся. Ночью нам наверняка будет чемзаняться — как всегда.

— Наверное. — Она покачала головой. Мне простогрустно.

— Почему?

Она испустила долгий вздох.

— Всякие побочные эффекты.

— Таблеток?

— Нет, болезни. — Ласи состроила гримасу. —Мне больше не нравится картофельный салат.

Я засмеялся.

— Не волнуйся. Просто карбонаты паразиту ни к чему.

— Конечно, но что, если это… ну, ты понимаешь,проклятие? Что, если я начинаю ненавидеть то, что раньше любила?

— Ты из-за этого расстраиваешься? Ну, может, стоитподвергнуть тебя небольшой проверке, просто на всякий случай.

Я притянул ее к себе, и мы поцеловались. Поднялся холодныйветер, Корни выписывал восьмерки вокруг наших ног, но поцелуй по-прежнему былнежен и нерасторжим. Так многое изменялось вокруг, и это было здорово — чточувства оставались теми же.

И по- прежнему от Ласи замечательно пахло.

— Пока не ненавидишь меня? — спросил я спустякакое-то время.