банку из-под варенья с приклеенной на крышку этикеткой, подписанной неразборчивым почерком Дэниела. Она знала его каракули: помогала набирать ему лабораторные записи на пишущей машинке, много раз видела его блокнот, куда он записывал все, о чем хотел потом подробнее узнать в библиотеке. И никогда, ни разу он не написал ей ни одного письма, ни одной записки.

Коллин думала, что на этикетке будет написано ее имя, но там значилось только: ДС-31. Она сняла золотистую крышку, наполнила банку водой из-под крана, плотно закрыла ее и подписала: «22.11.77», затем убрала банку обратно в шкаф. Если Рич мог просто так купить семьсот акров деревьев и даже не сказать ей, сколько это стоило, она точно имела право помочь Дэниелу без ведома мужа.

23 ноября

Коллин

Коллин выключила двигатель и уставилась на «Уайти» через лобовое стекло. Над входом висела облупленная фанерная вывеска: «ОБУВНАЯ МАСТЕРСКАЯ УАЙТИ ИЛИ РЕМОНТ ПИЛ». Шутка состояла в том, что в жизни приходится выбирать: или обе ноги, или наточенная пила.

Она прихватила ботинки Рича и вошла внутрь. Грохот молотков в «Уайти» на секунду умолк. Здесь когда-то был бар – три человека даже пережили здесь, на этой крыше, цунами в шестьдесят четвертом году, и от пола все еще исходил заплесневелый запах кислого пива. Прилавок был заставлен коробками патронов и кувшинами с цепным маслом – скорее складское помещение, чем магазин. В двери салуна протиснулся сам Уайти, похожий на пузатого барсука в толстых очках, в зачесанной назад гриве седых волос виднелась одна-единственная черная полоса.

Уайти взял ботинки, осмотрел подошвы – он делал это каждый год в конце сезона, когда Коллин приносила их, чтобы заменить набойки. На барсука он был похож не только внешне – была в нем какая-то животная грубоватость, но магазин он держал открытым круглый год.

– В четверг. – Уайти принадлежал к тому виду мужчин, которые разговаривали с женщинами только для того, чтобы оценить их готовку.

– В этот четверг?

Он дернул подбородком в сторону двери.

– В следующий четверг? – догадалась Коллин.

– Следующий. – Он посмотрел на нее поверх очков. – Из носа кровь идет.

На улице в лицо ей брызнул туман. Коллин запрокинула голову, подождала немного, проверила свои ноздри в зеркале заднего вида, а затем поехала в отдел сбережений и займов. Сегодня утром она снова попыталась расспросить Рича о кредите, но он просто сказал ей ни о чем не волноваться. Коллин чувствовала себя полнейшей дурой. Все эти годы она обналичивала зарплатные чеки и вносила депозитные квитанции, но ни разу не отстояла в очереди, чтобы узнать баланс их банковского счета. Она оплачивала счета – страховку за пикап, налог на дом, электричество, больничный счет с весны, разделенный на двадцать четыре ежемесячных платежа. К тому времени, как они расплатятся, малышка, о которой она думала каждый раз, когда опускала в конверт чек, станет уже совсем большой.

Коллин выписывала чеки, облизывала марки, но когда каждый месяц по почте приходила выписка с банковского счета, она откладывала ее в сторону, чтобы Рич мог посмотреть сам – в конце концов, это были его деньги. За помощь при родах ей платили домашним джемом и свитерами ручной вязки. Буханку бананового хлеба нельзя было положить ни в один банк.

Коллин встала в очередь, дождалась, пока на нее обратит внимание кассир – молодая женщина с красной помадой и в обтягивающей блузке.

– Я хотела бы проверить остаток по кредиту, пожалуйста, – попросила Коллин. В водолазке с высоким горлом она ощутила себя совсем старомодной.

– Водительские права? – спросила кассир, изучая свои ногти, пока Коллин рылась в сумочке в поисках кошелька. Сравнив фотографию на водительских правах с лицом Коллин, кассир развернулась и исчезла за рядом картотечных шкафов. Через несколько минут она вернулась с пустыми руками.

– Кредит записан на его имя.

– У нас совместные счета, – объяснила Коллин. – Чековые и сберегательные.

– Да. Но ссуда оформлена на его имя.

– Сколько мы… он… должен? – спросила Коллин.

– Вам следует поговорить об этом с мужем, – Кассир склонила голову набок, словно оценивая все недостатки Коллин в качестве жены.

Коллин почувствовала, как вспыхнули у нее щеки. Кассир подала знак следующему в очереди, и она поспешила уйти. К тому времени, как она добралась до пикапа, она была близка к слезам. У нее ничего не получалось, она ничего не контролировала, ей было так одиноко без Карпика. Чтобы успокоиться, она поехала на агатовый пляж. Поднялся ветер, и ей с трудом удалось открыть дверь пикапа. Коллин спустилась к берегу. Пенистый океан разбивался о скалы, разбрызгивая пену. Она присела на корточки, принялась перебирать камни, пока не набрала целую пригорошню.

«В чем дело, горошинка?»

Она сжала камешки в кулаке так сильно, что ладонь запульсировала болью. Ей вдруг отчаянно захотелось, чтобы отец был здесь, с ней. Она пошла по пляжу, перепрыгнула булыжники, оказавшись у самой кромки воды. Вода лизнула носки ее ботинок.

Океану все равно, напомнила себе Коллин. Океану плевать на все твои проблемы.

24 ноября

Коллин

Гейл Портер положила стопку скатертей на скамейку и прищурилась на оранжевую помаду Марши.

– Главные блюда стоят в багажнике, – сказала она и неодобрительно фыркнула, будто это Марша была виновата в том, что в общественном центре стоит затхлый запах рыбьего жира и плесени, сдобренный средством для мытья полов с ароматом лимона.

– Мы их принесем, – вызвалась Марша, не обращая внимания на пристальный взгляд Гейл Портер. – Как думаешь, кто жалит больнее – она или ее пчелы? – спросила Марша, когда они вышли на улицу и мелкая морось покрыла их руки крошечными капельками воды. Она открыла багажник Гейл. – Какая пчела ее сегодня за задницу укусила?

Коллин оглянулась на здание, словно Гейл Портер могла их подслушать.

– Арлетт придет? – поинтересовалась она. В городе ходили слухи, что она лечится на юге, кажется, в какой-то больнице для алкоголиков. Мерл уже несколько месяцев приходил на рыбные пиршества в одиночку, но День благодарения – это совсем другая история.

– Надеюсь на это, – ответила Марша, держа в руках пластиковые рога изобилия. – Вот от этого Гейл точно взбесится.

Она захлопнула багажник.

Внутри Гейл Портер указывала на пятна грязи Майлзу Йоргенсену, а он послушно водил по полу шваброй, словно им дистанционно управлял ее указательный палец. Она пощупала искусственный желтый лист, украшавший центральное блюдо, потерла пальцы.

– Они мокрые.

– Да неужели? – с иронией произнесла Марша. – Ну видимо, дождь пошел специально, чтобы тебе насолить.

Коллин слышала, как другие женщины смеются на кухне, запекая ветчину в промышленной