духовке и выкладывая консервированный батат на алюминиевые противни. Звуки и запахи конца сезона.

Гейл Портер оглядела комнату: тусклый кирпич, низкий потолок, покрытый влажными пятнами.

– Что ж, – вздохнула она.

Коллин помогла Марше расставить ровными рядами столы. Гейл Портер накрыла стол для розыгрыша призов.

– Я бы хотела выиграть вот это, – Марша кивнула на корзинку с разными вкусностями – мясные консервы, сырные рулеты, фруктовый пирог. – Ты заходила повидаться с Хелен? – обратилась она к Коллин. Та кивнула и вытащила из стопки скатерть. – Бедняжка. – Марша взялась за свой конец скатерти, ткань надулась между ними пузырем и опустилась на столешницу. – Я однажды потеряла ребенка, – Марша потянулась за другой скатертью. – Я тогда не знала, что можно просто попросить кесарево сечение. А после каждый раз говорила: давайте, выпотрошите меня, как тунца. – Марша разгладила складку. – Мне сказали, виной всему был алкоголь. Ну да, я выпиваю иногда, но два других-то ребенка получились нормальными. Ни у кого из них нет перепонок между пальцами. И мозги в головах есть. Может, они ими не пользуются, но они у них есть.

– Это был мальчик или девочка? – спросила Коллин.

– Мальчик. Майк меня тогда поколачивал, наверное, из-за него это и случилось. Напивался он так, что не мог найти поворот к нашему дому, – усмехнулась Марша. – Так и стоял на дороге и жал на клаксон. Я шла его искать, и он наваливался на меня, тяжелый, как шкаф. Однажды я просто оставила его в машине. Утром он вываливается наружу, а у него к голове так много крови прилило, что лицо стало ярко-красным. Напугал он меня до чертиков. Я думала, он помер.

– Ты же не думаешь, что Карл…

Марша принялась расстилать следующую скатерть.

– Кто знает? Мужики пьют и начинают злиться. Или страдать. Даже добрая собака кусается, когда ей больно. – Марша взглянула на Гейл Портер, которая обустраивала детский уголок: прикалывала к индейке перья, раскрашивала пряжки Пилигрима, чтобы вырезать их из листов картона и приклеить к ботинкам, – и понизила голос. – Ты знаешь, что эти хиппи пытаются обвинить во всем нашу отраву?

– Их отрава убила моих пчел! – крикнула Гейл Портер.

– У вас, учителей, вместо локаторов уши.

– Они опрыскали нашу дорогу и уничтожили все три улья.

– Что ж. – Марша принялась возиться с листьями, украшающими тарелки. – В пчелах я не разбираюсь.

Они накрыли шведский стол, обвесили барную стойку плакатами. Когда они закончили, даже Гейл Портер выглядела довольной. В туалете Марша проверила, не размазалась ли тушь на глазах. У Коллин ресницы были бледными, почти невидимыми. Марша подкрасила губы.

– И чего я так стараюсь? В этом городе ни одного приличного мужика не осталось. – Она протянула Коллин тюбик губной помады. Она оказалась такой яркой, что Коллин рассмеялась и потянулась за бумажным полотенцем, чтобы стереть помаду с губ.

– Оставь. Живем ведь один раз. Так обычно Джон говорил.

Коллин почувствовала, как у нее перехватило дыхание. Странно, но имя отца, произнесенное вслух, словно бы вернуло ему голос.

«Мы живем один раз, горошинка. Так что живи счастливо».

Комната наполнялась людьми. Коллин была рада, что ей есть чем заняться, и стояла на раздаче, раскладывая рулетики по протянутым тарелкам. Перед ней мелькала вереница разбитых костяшек, черных синяков под ногтями, скрюченных пальцев и обрубков мизинцев. Дети Энид протиснулись сквозь очередь и заняли столик. Появился Карпик, затем Рич. Застенчиво улыбнулся ей – как всегда, когда он замечал ее в другом конце комнаты.

– Бесплатная жратва. – Юджин протянул тарелку. – Я смотрю, на тебя все налетели, как саранча.

– Прекрати орать, – шикнула на него Энид.

– Ничего я не ору.

– Ты слишком громко говоришь.

В зал с важным видом вошел Мерл, рядом с ним – Арлетт в платье в красный цветочек. Коллин чуть не уронила рулетик мимо тарелки Пита. От обычной пухлости Арлетт не осталось и следа. Она выглядела больной и изможденной.

– Смотрите, кого ветром принесло, – сказал Пит. Коллин плюхнула рулетик в лужицу подливки.

– Цветной капусты? – предложила Марша.

– Звучит как что-то овощное, – Зубы Пита стали коричневыми от жевательного табака. Он провел пальцем по переносице, словно пытаясь ее выпрямить.

– Обжаренный во фритюре. Очень вкусный, – сказала Марша.

– Нет уж, спасибо.

Марша все равно положила несколько кусочков ему на тарелку.

– Может, хоть отрастишь себе немного мяса на боках.

Пит нахмурился, но Коллин видела: ему нравится такое внимание.

– А как тебе Пит? – спросила она, как только он оказался вне пределов слышимости.

– Пит? Ты видела, сколько он табака жует? Держу пари, он даже потрахаться без этого своего дерьма не может, – рассмеялась Марша.

– Девочки, что это вы тут делаете? – подошел к ним Мерл. – Идите лучше поешьте.

Браслеты Арлетт звякнули. Ее фиолетовые волосы были уложены в прическу, напоминавшую улей. Она натянуто улыбнулась.

– У вас мясо сейчас с тарелки уползет. – Марша кивнула на кусок жаркого, лежащего на тарелке у Мерла.

– В этом и смысл, – подмигнул Мерл. Под ногтями у него виднелись фиолетовые пятна, будто это он смывал краску с головы Арлетт.

Мерл подвел ее к банкетному столу. Шум стих, все принялись за ужин. Мерл постучал по микрофону, кинув печальный взгляд на свою остывающую тарелку.

– Сегодня у нас большой пир, – сказал Мерл в микрофон. Разговоры окончательно стихли. – Нам есть кого поблагодарить – начиная вот с этих дам.

Арлетт поморщилась, будто уши у нее заболели от громкого звука, льющегося из динамиков.

– Сезон выдался непростым. – Мерл подтянул брюки. – Пришлось уволить много хороших парней. Дела шли плохо. Многие из вас могли бы бежать с корабля. Уйти работать куда-то в другое место.

Коллин взглянула на Рича. Он был на голову выше всех остальных даже когда сидел.

– Но что всегда отличало нашу компанию от всех прочих? Наши люди. – Мерл обвел комнату взглядом. – Наши люди остаются с нами, несмотря ни на что. Да, у нас выдался трудный год. – Поднялся глухой ропот. – Хиппи пытаются стравить нас между собой. Они не понимают, что «Сандерсон» – это семья. Мы держимся вместе. Здесь нет ни одного человека, который не помнил бы голодных времен. А кто-то даже оголодал настолько, что недавно срезал несколько капов с деревьев в Проклятой роще. Украл древесины на приличную сумму. – Мерл пососал щеку. – Но среди нас воров нет. Любой в этом зале знает, что украсть кап из Проклятой рощи – все равно что украсть еду с собственного стола. Со всех наших столов. – Мерл кивнул. – Мы выясним, кто это был. Мы заставим его заплатить. Не волнуйтесь. Придет весна, и мы наверстаем упущенное в этом сезоне – и даже больше. –