Он поднял пластиковый стаканчик. – «Сандерсон» не сдается. Как и любой из вас. И напоследок: оставьте мне кусочек ананасового торта, хорошо? Арлетт готовит его только по большим праздникам.

Она улыбнулась в ответ на его реплику. Люди заканчивали есть, бросали скомканные салфетки на стол, дожидаясь начала лотереи. Коллин взяла свою тарелку и отправилась к Ричу, сидевшему с Энид и Портерами.

– Где Карпик? – спросила Коллин, удивленная тем, насколько она проголодалась после того, как целый день вдыхала аппетитный запах еды.

Рич кивнул в сторону детского стола, где Карпик и Агнес ждали, когда им помогут склеить бумажные картоны, которые они уже успешно раскрасили. Неподалеку стоял стол юрок. Раньше «Сандерсон» платил им вдвое меньше, чем белым. Теперь юроки получали ту же зарплату, что и остальные, но по-прежнему сидели за отдельным столом.

Рич подцепил вилкой кусочек тыквы и поморщился. Да почему он так упрямился из-за этого зуба?

Неподалеку раздался прокуренный смех Арлетт, Юджин болтал с ней, пока Мерл уплетал пирог.

– Юджин даже жабу заставит почувствовать себя прекрасной принцессой, – заметил Дон Портер.

– Этой жабе уже ничего не поможет, – ответила Гейл Портер. Энид закатила глаза.

– Эта работа охранником вскружила ему голову.

Юджин теперь патрулировал рощу по тридцать часов в неделю – это было не так уж много, но достаточно, чтобы ему не пришлось заниматься ловлей крабов и чтобы они с Энид могли пережить зиму. Рич, впрочем, говорил, что любой браконьер, которого он встречал, больше рисковал оглохнуть от грохота потраченных впустую патронов, чем получить пулю.

Энид откинулась на спинку стула.

– Я объелась.

Зал постепенно пустел. Мерл подошел, чтобы пожать Ричу руку перед уходом:

– Приходи ко мне домой в понедельник. Я хочу кое-что тебе показать. – Он щелкнул подтяжками по объемному животу. – Отличный ужин, дамы.

Как только он ушел, Гейл Портер вздохнула, оглядывая столы, заваленные грязными тарелками и мусором.

– А убирать остаемся всегда мы.

Рич и Дон вынесли мусор на улицу, вытерли и сложили столы. Гейл отправила домой недовольного Майлза Йоргенсена вместе с остатками еды.

Рич остановил машину у подъездной дорожки, освещая фарами фасад дома. Он отнес Карпика в постель, разжег огонь, сел на диван и взялся за журнал. Коллин села рядом, так близко, что их плечи соприкоснулись.

– Я ходила в банк, – сообщила она. Рич продолжал смотреть в журнал, изучая цены на красное дерево с целеустремленностью человека, выбирающего, на какую лошадь ему поставить в забеге. – Мне ничего не рассказали. Дескать, ссуда оформлена только на твое имя.

Рич отложил журнал на колени.

– Я подумал, что если что-то случится, ты будешь ни при чем.

– Мы женаты. – Она потеребила заусениц, заставив себя замолчать. Иногда это срабатывало – Рич сдавался и начинал говорить первым.

– Я заплатил двести пятьдесят, – признался Рич. – Знаю, это большая сумма…

– Двести пятьдесят тысяч?

Он кивнул.

– Рич, это же четверть миллиона! Как мы за это расплатимся?

Рич пососал свой больной зуб.

– Зиму мы протянем. Потом я использую деньги, которые заплатят за Проклятую рощу, чтобы арендовать оборудование и машины. Как только «Сандерсон» расчистит дороги в нижней части рощи, мы сможем вывезти древесину с участка 24-7 и полностью за все расплатиться.

– А что, если дела в роще затянутся? – Коллин видела фотографии дорожной блокады в газете: Дон держит за грудки мужчину, поднеся к его лицу кулак.

– Тогда нам придется нелегко, – признал Рич.

– По крайней мере, у нас есть сбережения, – попыталась утешить себя Коллин.

– Я потратил все, кроме двух с половиной тысяч баксов.

Сердце Коллин упало. Она забыла спросить об остатке на их совместном счете. Предполагалось, что эти двадцать пять тысяч долларов пойдут на обустройство дополнительной спальни для малышки, еще одной ванной, может быть, даже на детскую комнату с длинными окнами, где она бы выращивала помидоры.

Рич наклонился вперед, бросил журнал на кофейный столик.

– Я всю жизнь ждал этого шанса, Коллин.

– Какого шанса? – Она чувствовала, как испаряется тепло с кожи, нагретой плечом Рича.

– Шанса самому распоряжаться своей жизнью.

– Ты должен был спросить меня. Я твоя жена.

– Ты моя жена, – согласился он, встретившись с ней взглядом. У Коллин учащенно забилось сердце: на мгновение ей показалось, что он знает про Дэниела, про радиолокационную станцию, про все.

– Мама? – раздался голос Карпика из коридора. Волосы у него были встрепаны и примяты с одной стороны. В печи затрещала прогоревшая ветка. – Я пить хочу.

Рич встал. Коллин последовала за ним. На кухне он наполнил стакан водой, с секунду смотрел на него, затем вылил содержимое, рывком открыл холодильник и налил всем по стакану молока. Они сидели в залитой желтым светом кухне. Карпик смахнул белые бусинки молока с усов Рича, и Рич пошевелил ими, заставив его рассмеяться.

Коллин сделала еще один глоток. Молоко было сладким и вкусным, но как только она допила стакан, ей снова захотелось пить.

28 ноября

Рич

Рич заглушил двигатель и посмотрел через лобовое стекло на дом Мерла, расположенный на вершине холма Реква. Желтые панели обшивки выцвели, местами и вовсе побурели. Проволочная щетка помогла бы избавиться от пятен, но вместе с ними ушло бы и то, что осталось от цвета. Двигатель, остывая, тикал под капотом.

Рич одернул застегнутые манжеты рубашки, чтобы ослабить на запястьях их хватку, и выбрался из пикапа. Прошли годы с тех пор, как он был здесь в последний раз – тогда его пригласили на вечеринку, которую Мерл устроил в честь окончания строительства дома. Арлетт тогда выделывалась как только могла: в качестве закусок подали обернутые в бекон сосиски, а две девушки разносили гостям выпивку на подносах.

Веранда была сделана из досок прочного красного дерева. Они держались неплохо, а вот сам дом сильно пострадал: соленый воздух творил со стенами жуткие вещи. Решетка, закрывающая пространство под верандой, была оплетена виноградными лозами, сгнившими у утопленных в бетонный фундамент столбов. Где виноград – там и крысы. Рич попытался вспомнить, держат ли Сандерсоны кошку. Арлетт была из тех женщин, которые обязательно завели бы кошку. Какой-нибудь такой породы, которую пыталась разводить Энид, – чопорную и величавую, сплошной комок шерсти, из-под которой даже глаз не видно. Рич принюхался. От самой мысли о кошках у него зачесался нос. Посаженный на цепь старый хаски вылез из-под веранды, такой охрипший, что его не хватило даже на то, чтобы залаять. Рич протянул к нему руку – плечо все еще болело – и потрепал за ушами.

Комки размером с брюссельскую капусту покрывали ребра собаки. Рич вытер руку о джинсы, глубоко вздохнул