Я легко коснулся их, и холодные створки раскрылись с протяжным скрипом.

— Он бежал от меня.

Огромная кристальная зала искрилась солнечными лучами. Высоко над прозрачным сводом мерно пульсировало сердце Ледяной Цитадели.

В стенах мелькали тысячи отражений, и я не узнавал в них себя; черные зеркала Башни показывали мне то, кем я мог бы стать, сделав другой выбор.

Многие сотни судеб…

Я отринул их все, даже не подозревая об этом. Идя по одной дороге, мы сами лишаем себя права узнать, что было на других.

Два человека стояли у дальней арки.

Первым был Огнард, он сжимал в руке прозрачный кристалл в форме двойного черепа.

Рядом высился мрачный воин, широкоплечий и мускулистый, с черной бородой-эспаньолкой.

Он носил парадный камзол, пробитый рунами силы и колдовской удачи. За спиной темнела тусклая рукоять большого меча-клеймора.

— Здравствуй, старый друг, — сказал я.

Аскольд обернулся.

— Нет! — вырвалось из его груди.

Его лицо побледнело.

Он вытянул руку, словно пытался остановить меня.

— Нет, этого не может быть. Я убил тебя.

— Ты пытался.

Я медленно вошел в залу.

— Ты переломал мне ноги, распял меня на кресте и бросил умирать в болотах Черной Реки. Но ты меня не убил.

Сердце над нашими головами начало биться громче.

— Когда я висел там… и шипастые твари откусывали от меня кусок за куском… — я улыбнулся, — порой мне казалось, что я уже умер и попал в ад. Но я понял, что ад мы создаем сами.

Аскольд шагнул ко мне.

Быстрым, резким движением выхватил меч из ножен.

Секундное потрясение схлынуло, и комендант снова был готов сражаться.

Другого я от него не ждал.

— Ты предал нас! — прорычал он. — Ты попрал и закон, и клятву. Ты и твои дружки…

— Мы остановили войну и спасли миллионы жизней, — отрезал я. — Это куда важнее, чем залежи адамантия на том берегу реки.

Я жестко усмехнулся.

— Ты что, и правда веришь, Аскольд, будто война шла ради благого дела? Все, чего хотели бояре, — это новые шахты. Им было наплевать, сколько людей погибнет из-за их прихоти.

— Да как ты можешь! — в гневе крикнул Аскольд. — Разве мы сражались ради богатства? Безумец! Мы воевали ради великой Державы.

— Для тебя Держава — это сундуки с золотом, — кивнул я. — А для меня — это живые люди.

— Люди! — он презрительно отмахнулся. — Какая блажь! Мы творим историю! Жертвы при этом неизбежны.

— Да, — кивнул я. — И ты решил творить историю здесь, в Молчаливых горах.

Не спеша я подходил ближе.

— Вернувшись с Черной Реки, я искал тебя. Хотел поболтать о прошлом… О том, как хрустят кости, когда их ломают. И сколько гвоздей можно вбить человеку в руки. А мне сказали, что ты уехал сюда и построил город.

Я пожал плечами.

— И я подумал: «Наверное, я ошибся. Может, он не мерзавец и живодер, а просто попал в тяжелую ситуацию». Тогда, дружище Аскольд, я про тебя забыл. Мне расхотелось мстить, да и пустое это.

Заглянув в черные зеркала, я добавил негромко:

— Прошлое можно перечеркнуть, только забыв о нем.

Я вздохнул.

— Но ты не изменился, Аскольд. И снова взялся за старое. Ты убил колдуна Духария и снял с него кожу. Тебе не привыкать, верно? Там, на Черной Реке, тебя называли мастером пыток.

Комендант тихо рассмеялся.

— Тебе всегда казалось, что ты умнее других, да, Хорс? Так вот, ты опять ошибся. Я не убивал его. Когда я сдирал кожу с этого мерзавца дюйм за дюймом, он оставался жив…

Глаза Аскольда блеснули ярым безумием.

— Слышал бы ты, как он кричал при этом! Конечно, я сперва обездвижил гада с помощью парочки заклинаний.

— Конечно, ты всегда убивал лишь тех, кто был слабее тебя. Я вот не мог понять, отчего Духария не казнили сразу? Времена-то были суровые. Вы строили крепость в голой Степи. А повсюду орки, монстры и ледяные демоны…

— Ты даже не представляешь, — сказал Аскольд, — я думал, что после Черной Реки меня уже ничто не напугает, но твари, которые здесь обитали…

Он покачал головой.

— И в страшном сне не приснятся. Одних мы сожгли, иные спрятались в горах или уползли в Снежную Пустыню. Даже не знаю, как люди здесь раньше жили, до нас, в этих крошечных деревнях.

— У них было свое ополчение, — отозвался я. — И черные маги. Такие, как Духарий.

— Идея построить крепость ему очень не понравилась. Маг даже баламутил людей, хотел поднять восстание против нас… Никто не стал его слушать, люди понимали, что в городе, за надежной стеной, им будет гораздо лучше.

— Конечно же, Духарий вас ненавидел. Раньше он был в горах большим человеком. За помощью и защитой все бежали к нему. Но пришли вы, построили крепость, и черный колдун стал никому не нужен.

— Он пытался меня убить, — Аскольд хмыкнул. — Знаешь, это было смешно. Я сделал вид, что ни о чем не догадываюсь. А бедняга поверил…

— И ты, и Руфус хорошо понимали, что однажды колдун захочет вам отомстить. Любой на твоем бы месте сразу его казнил. Но ты пощадил Духария несмотря ни на что. Даже позволил ему открыть колдовскую лавку и промышлять черным волшебством, хотя это строго запрещено во всей Империи.

— Я приставил к нему своих соглядатаев, — сказал Аскольд. — Он бы ничего не смог сделать без моего ведома; а вскоре Духарий и вовсе смирился с тем, что жизнь изменилась, и больше не пытался нам навредить.

— И я спросил у себя: откуда вдруг такой приступ доброты? Ты не просто так пощадил Духария. Тебе нужен был козел отпущения. Злодей для твоей пиесы; тот, на кого потом свалят всю вину. И черномаг прекрасно для этого подходил.

— Знаешь, каким образом алхимики выращивают в банках радужных скорпионов? — спросил Аскольд. — Кормят их. Ставят под колдовскую лампу. Хотя одним укусом такая тварь может убить хозяина. Но потом…

Он поднял ладонь.

— Их кладут в такую вот ступку и давят каменным пестиком. Ради эссенции. Так и я держал Духария в банке, до поры…

— Но это только начало, — заметил я. — Для твоего плана тебе нужны были помощники. И прежде всего Казантул. Его сестра, могущественная колдунья, могла тебе помешать. Но ты недаром так долго служил в столице. В руки тебе попала шкатулка с важными бумагами.

— Это была удача, — кивнул Аскольд. — Но я всегда говорил: «везение разбросано по дороге, если долго и упорно идти, ты его найдешь».