сдали назад. Что не удивительно: еврейскую карту Ники разыграл просто блестяще. Интересно, что привез Рузвельту Столыпин в потайном кармане?

Однако не все так паршиво, господа. Да, японская карта бита. Зато теперь галлы с нами. И римляне с нами. А также Вена, что для кое-кого должно оставаться тайной как можно дольше. Поэтому, пока Джек строит новые дредноуты, а милый Вилли приходит в себя от «подарка» и осознания того факта, что его флотские игрища нужно начинать сначала, только канючить у Рейхстага придется совсем другие деньги, мы с французами должны вернуть московитов на путь истинный. Любой ценой. Но разумной. Иного не дано…

* * *

Штиль. Полноватый человек в светло-бежевом костюме, расслабленно облокотившись на широкий планширь, безмолвно любовался игрой голубых, синих и розовых тонов, щедро расплесканных по неподвижной, зеркальной водной глади, незаметно перетекающей вдали в сияющий за оранжевым диском восходящего светила небосвод, чья бездонная бирюзово-синяя чаша служила фоном этому великолепию живых красок…

Адриатика. Июль. Час тридцать после рассвета. Гениальная картина самого великого художника. Творца нашего мира…

– Сир, вы поднялись так рано?

– А, Джек, дружище… Вижу, и тебя выдернули из постели. Из-за меня? Напрасно…

– Но это нечестно, наслаждаться такими потрясающими красотами в одиночку.

– Тебе нравится безветрие, когда море спокойно, как пруд? В самом деле?

– Да. А чему вы удивляетесь, ваше величество?

– Я не о том… Как ты думаешь, не слишком ли тихо и гладко прошло у нас позавчера с нашим милым нумизматом и его черногорской красавицей? Не почувствовал подвоха?

– Честно говоря, нет. Да, итальянцы мелочны. Но в этот раз назначенная покупателем цена, несомненно, удовлетворила держателя векселя. Тем более что подтверждение от Парижа по ливийскому вопросу они уже получили. Думаю, римляне заглотили наживку.

– Надеюсь. И уповаю на помощь Всевышнего сегодня ночью, когда мы с Францем-Иосифом сможем переговорить наедине в поезде. Если нам с тобой удастся перетащить на свою сторону Вену на случай возникновения реального кризиса, надеюсь, зарвавшегося безобразника Вилли удастся образумить и без крайних мер. Хотя как знать, как знать… Турецкую карту, полагаю, мы вполне сумеем разыграть в случае чего.

Не спалось же мне от того, друг мой, что я вздумал вечерком перечитать «Калигулу» Квайда. Я впервые пролистал сей памфлет десять лет назад. Тогда намеки знающих людей на некие параллели между цезарем-безумцем и племянником виделись мне слишком натянутыми. Даже грубыми. Но вчера таковыми почему-то не показались… Пожалуй, сейчас в нем проявляется даже что-то от Нерона. Очень мне тяжко наблюдать, мой дорогой, как власть и лесть уродуют несчастных, одержимых гордыней. А ведь в сущности он добрый малый… Сколько нам осталось до Полы?

– Три часа самое большее. Побережье Истрии показалось: вон та полоска по правому борту, сир. Видите?

– Это славно… – Эдуард неторопливо оглянулся назад. – И все-таки, Джек, уголь так портит красоту нашего мира. Хорошо, что нефтяные котлы не дают такой копоти.

На левой раковине «Виктории и Альфреда», смазав восхитительные краски утра дымными шлейфами из двенадцати труб, безмятежное спокойствие теплой как парное молоко воды размалывала таранными форштевнями четверка закованных в броню серо-голубых гигантов. «Дрейк», «Левиафан», «Коммонуэлт» и «Кинг Эдуард VII»… Английский король прибывал на встречу с австро-венгерским императором в двух ипостасях. И как человек, и как пароход.

* * *

Штиль. Столетиями проклинали его моряки-парусники. Для них полное безветрие над водной гладью – в лучшем случае расстройство всех планов и долгое, изнуряющее безделье. А в худшем – весла и тяжкий труд, если надо добраться до берега, а иссякающие запасы съестного и пресной воды в трюме не позволяют ждать у моря погоды. Под скрип уключин вас не потянет любоваться красотами задремавшего в неге солнечного блеска царства Нептуна. Но пар и гребной винт многое поменяли на земном шарике.

Поколения марсофлотцев уходили в историю вместе с гулом громады парусов над головой, скрипом обтянутых вант под порывами норд-веста, со всеми этими бушпритами, утлегарями, лиселями, а также со своими вековечными понятиями и взглядами на мироздание. Со всем тем, без чего, по их мнению, и корабль – не корабль вовсе, а коптящая небо грязная лоханка. И команда – не команда, если вместо лихих марсовых – знатоков морского узла, кудесников гитовых – в строй встают чумазые увальни из кочегарок. Благо, что не с лопатами.

Однако время вспять не повернешь. На смену упорствующим ортодоксам парусного флота азартно спешили иные мореходы. Отпрыски века машин. Пик морального противостояния эпох пришелся на середину семидесятых – начало восьмидесятых годов XIX столетия, когда адмирал Фишер, начавший флотскую службу юным тринадцатилетним кадетом на «Калькутте», классическом парусном трехдечнике, уже командовал «Инфлексиблом», сильнейшим броненосцем Ройял Нэйви. И мира. В те же годы принц Уэльский, будущий король Эдуард, совершил свое большое путешествие в Индию. Стрелять пантер и тигров он отплыл не только со свитскими, но и с группой сослуживцев по гусарскому полку на борту типового войскового транспорта «Серапис», подмарафеченного для ответственной роли яхты наследника престола.

И «Инфлексибл», и «Серапис», при всей мощи модерновой начинки их машинных отделений и кочегарок, так, на всякий случай, несли еще и полное парусное вооружение. Первый – брига, второй – фрегата. Но что примечательно: и занятый постоянными хлопотами «первого после Бога» кептэн Фишер, и беззаботный отпрыск королевы Виктории, лишь изредка поднимавшийся на палубу в перерывах между обыденными занятиями никуда не спешащей офицерской компании, позже отзывались о великолепии парусной оснастки их кораблей одним-единственным словом: антиквариат.

Общий враг, если вспомнить про лорда Бересфорда, с этим все ясно. Но, может быть, именно сходные взгляды на прогресс вообще и на прогресс технический применимо к морскому делу в частности оказались главными кирпичиками, уложенными в фундамент сперва взаимной симпатии, а затем крепкой дружбы британского короля с его адмиралом? Как знать…

Но согласитесь, только людям незаурядным дано Богом право находить верные пути в эпоху больших перемен. Хотя здесь мы имеем перед собой психологический парадокс. Фишер готов был со всем своим азартом и убежденностью воевать с Россией на море, как и с любой прочей державой, по первому кивку сюзерена. В то же время сам король Эдуард не раз и не два высказывал мысль о том, что, пока он жив, никому не позволит столкнуть Британию и Россию на поле брани, поскольку им, по большому счету, нечего делить: «Кашалот не охотится в лесу, а гризли – в океане…»

Красиво сказано. Только показное миролюбие британского монарха тут ни при чем. Как и родственные симпатии к Романовым. Просто комбинатору Эдуарду позарез нужны были русские штыки для спасения его обожаемых парижан (а главное – парижанок) от варварских полчищ «померанских гренадеров», готовых по приказу неуправляемого племянничка доделать то, на что не