Пока понтифик добирался до кафедры, Сицилийский король продолжал политику дипломатического удушения Византии. Ему очень повезло в том, что Михаилу VIII Палеологу так и не удалось примириться с Сербией. К тому же ослепленный Иоанн IV Ласкарис бежал из заключения и скрылся в окрестностях Фоджие, где нашел естественный приют у Карла Анжуйского[427].

Воспользовавшись смертью Эпирского деспота Михаила в начале 1271 г., сицилиец присоединил к себе Дуррацио, остров Корфу и ряд албанских территорий, активно влияя на балканскую политику. Карл Анжуйский подружился с Сербским королем Стефаном I, жена которого была горячей поклонницей Римской кафедры, и с Болгарским царем, чья супруга, как уже говорилось, приходилась родной сестрой ослепленному Византийскому императору Иоанну IV. Все было хорошо, кроме одного – Сицилийский монарх не знал, как поведет себя новый Римский папа.

А папа Григорий X, успевший по дороге продумать основные принципы своей политики, уже в апреле 1271 г. своей буллой созвал новый «Вселенский» Собор в Лионе на 1 мая 1274 г., определив его повесткой 3 вопроса: церковную реформу, отношения с Восточной церковью и новый Крестовый поход в Палестину. В глазах апостолика новая экспедиция пилигримов приобретала особое значение, и он решил отдать ей все свои силы. Как рассказывают, еще уезжая из Палестины, папа произнес проповедь, завершившуюся словами: «Если я забуду тебя, Иерусалим, забудь меня десница моя; и прильпни язык мой гортани моей, если не буду помнить тебя, если не поставлю Иерусалим во главе веселия моего!»[428]

Христианские колонии в Палестине в то время попрежнему подвергались большим опасностям. К несчастью, некоторые из них были обусловлены не экспансией мамелюков, а междоусобицей. В приморских поселениях проживали венецианцы, генуэзцы и пизанцы, принесшие с собою дух зависти и соперничества. Одна церковь в Птолемаиде, находившаяся в общем владении у генуэзцев и пизанцев, сделалась предметом настоящей войны, которая в продолжение нескольких лет порождала смуты во всех христианских городах Сирии и распространилась до самой Европы.

Возобновились раздоры между орденами «Храмовников» и «Иоаннитов», и в древней летописи говорится, что после одной битвы между ними не осталось ни одного «храмовника», чтобы возвестить о поражении рыцарей этого ордена. Вполне понятно, почему папа, только что вернувшийся из Утремера, желал объединения всех христиан – и западных, и восточных, для нового Крестового похода в поддержку единоверцам[429].

Конечно, Карл Анжуйский имел все основания быть недовольным этим: вопрос о Крестовом походе и необходимости заключения унии с Константинополем вновь «замораживал» на неопределенное время его войну с Византией. Но откровенно выступать против понтифика было невозможно – Карл рассчитывал на его поддержку в своем противостоянии с Генуей, втайне подогреваемой Михаилом VIII Палеологом, и, опять же, при содействии Рима получить сан Западного Римского императора, который на тот момент оставался вакантным[430].

Подозрения «французского сицилийца» вскоре подтвердились – как честная и цельная фигура, служившая одной идее, папа Григорий X был готов поддерживать Анжуйца только в тех пределах, которые выгодны Римской церкви и обеспечивали стабильность в христианском мире. Апостолик решительно отклонил его кандидатуру на пост Западного императора, выдвинув через подставных выборщиков Рудольфа I Габсбурга (1273—1291), ландграфа Эльзаса, который был избран на ландтаге и коронован в Ахене 24 октября 1273 г.

К тому времени вражда между Карлом Анжуйским, Генуей и Тосканой стала принимать открытые формы. Осенью 1273 г. Сицилийский король атаковал своих врагов, но не смог добиться серьезных, тем более решающих, успехов. Его поход на Константинополь так и «висел в воздухе», пока отсутствовало благословение понтифика. Между тем Михаил VIII Палеолог урегулировал свои отношения с Венгрией, женив в 1272 г. своего сына Андроника на Анне (1260—1281), дочери короля Венгрии Иштвана V (1270—1272). Свадьба состоялась в Храме Святой Софии, после чего молодые были венчаны на царство[431].

Отныне Андроник II Палеолог, как соправитель отца, получил право писать красными чернилами: «Андроник, Божьей милостью Римский царь», единственно не указывая месяца и числа, с которого царский акт вступает в силу – это оставалось прерогативой отца. Кроме того, Андроник поклялся никогда не замышлять ничего плохого против василевса. Таким образом, Анжуец потерял, а Византийский император приобрел ценного союзника[432].

Неожиданно стал очевидным тот факт, что, пока Анжуец готовился к войне, а Европа вместе с Римом путалась в проблемах Крестового похода, Византия существенно окрепла и приумножила свой международный авторитет. После смерти царя Эпира Михаила II Комнина Дуки престол отошел к его сыну Никифору I (1267—1297), женатому на племяннице Михаила VIII Палеолога Анне Кантакузине (?—1313), а потому вполне доброжелательному к Константинополю.

Болгарский царь Константин I Тих, овдовев в 1268 г., принял в жены другую племянницу Византийского царя, Марию Палеологиню (1269—1279), и примирился с родственником. В Фессалониках утвердился внебрачный сын императора Иоанн Палеолог. Правда, вскоре Иоанн вступил в борьбу с отцом, желая отстоять независимость своего государства. Зато в 1272 г. состоялся указ Михаила VIII об упразднении автокефалии Сербской и Болгарской церквей и переподчинении их Константинопольскому патриарху[433].

Правда, ситуация на Балканах все равно оставалась чрезвычайно запутанной. Иоанн I Дука Фессалоникийский (1268—1289), внебрачный сын Эпирского деспота Михаила II Комнина Дуки (1230—1268), враждовавший со своим братом Никифором I Эпирским, вступил в союз против Византии с Карлом Анжуйским и Сербией. Он же организовал в 1277 г. Собор и, прикрываясь борьбой с унией, инициировал анафематствование Михаила VIII Палеолога. Это беспрецедентное событие – анафематствование восточным епископатом императора – могло иметь место только потому, что данный Собор не признавал Михаила Палеолога в сущем сане, считая его узурпатором[434].

Сам же герой нашего повествования метался между Западом, Балканами и Востоком, надеясь найти универсальный рецепт против своих врагов. Тем временем неожиданно Болгарский царь Константин I предпринял против византийцев несколько походов. Вскоре выяснилось, что они были вызваны не только церковной политикой Византийского царя, как гласил официальный повод для войны, но главным образом тем, что Михаил VIII так и не передал Болгарии обещанные в качестве наследства племянницы города Анхиал и Месемврию. Как рассказывают, не кто иной, как новая жена болгарина, Византийская принцесса Мария, надоумила мужа напасть в 1274 г. на своего царственного дядю, опасаясь, что в противном случае ее статус при Болгарском дворе будет уничижен.