Тем временем товарищ, прятавшийся со мной под барной стойкой, заковал в цепи ноги бандита, которого затем вывели из-за стола.

Тут уже появилась и мадам Орлак, которая смогла наконец увидеть мучителя своего мужа: неподвижный, со злобной гримасой, негодяй стоял, понурив голову, словно и не замечая действий инспектора.

Куэнтр внимательно разглядывал ортопедические руки.

– Сними-ка их! – скомандовал он.

Пожав плечами, бандит презрительно улыбнулся. Затем опустил запястье на уголок стола. Тотчас же его фальшивая рука «раскрылась» снизу, и, при помощи другой руки, уже утратившей свой паралитический вид, он снял ее, словно перчатку…

…Ибо это и была всего-навсего латная рукавица из тончайшей стали.

Избавившись тем же образом и от второй, человек подставил под наручники настоящие руки, изящные и жилистые, на которых металлические перчатки не оставили ни малейших синяков или ушибов.

– Эти металлические перчатки – небольшие шедевры! – усмехнулся Куэнтр. – Изнутри они отлиты по рукам этого господина, а снаружи – по рукам манекена мсье де Крошана!.. Этот господин пробрался в студию и…

Но он вынужден был прерваться, чтобы удержать Стефена, который, внезапно рассвирепев, бросился на обманщика и, ничуть не заботясь о правосудии, пытался его придушить.

Их растащили по сторонам. Стефен, белый от ярости, стряхивал нечто прилипшее к его пальцам, словно лента липкой бумаги для мух.

– Это еще что за ужас? – воскликнула Розина.

Куэнтр, держась за бока, покатывался со смеху:

– Это… Ха-ха!.. Это шрам… Он… Хо-хо-хо!.. Он отклеился от шеи этого господина!..

Он избавил Стефена от мерзкой ленты, которая никак не хотела его отпускать, и продемонстрировал присутствующим кусочек клейкой бумаги, раскрашенной и вырезанной по примеру жуткого шрама.

Лишившаяся этого украшения, плоть мужчины осталась помеченной красным пятном, какое бывает после горчичника. Куэнтр показал нам его, заставив мнимого обезглавленного поднять голову. Но то была не единственная его «обманка». Когда пленник приподнял подбородок, инспектор схватил его за бороду и начал ее отделять.

Мало-помалу борода поддалась, ибо оказалась искусственной. Затем были сняты усы. И когда инспектор резким жестом сорвал натянутую до самых ушей каскетку, нашим взорам предстал смуглый парень с синеватыми щеками и напомаженными волосами – судя по всему, итальянец.

– Мадам и господа, – сказал Куэнтр, – позвольте представить вам синьора Эусебио Неру, весьма находчивого малого, поочередно бывшего техником-ортопедом, кинооператором, медиумом, санитаром и кое-кем еще, вам неизвестным… Мсье Орлак, вот тот, кто управляет вами со дня монжеронской катастрофы, причем совершенно один, не имея иной помощницы, кроме вашей бывшей служанки Режины Жюбес, которая вскоре тоже угодит за решетку, теперь, когда она лишена его… поддержки… Ах, мсье Бретёй! Говорил же я вам, что медиумы – прирожденные психологи!.. Исчезнув из мира спиритов, чтобы не оказаться уличенным в мошенничестве, Эусебио Нера, пользовавшийся полным доверием господина Эдуара Орлака, бросил последнего, оставив ему свою книгу «Шесть опытов общения с потусторонним миром при посредничестве медиума Эусебио Неры». Поступив в качестве санитара на работу к профессору Серралю и приняв участие в двух перенесенных вами, мсье Орлак, операциях, он постыдно злоупотребил профессиональной тайной, замыслив и приведя в исполнение гнусную кампанию, жертвой которой вы стали, кампанию, которая сначала заключалась в том, чтобы тайком последовать за вами из клиники в дом отдыха, а затем исчезнуть из виду и работать в тени…

– Да, я его узнаю́, – проговорила мадам Орлак. – Видела в Нёйи… в коридоре… он проходил мимо…

Итальянец вызывал во мне разные чувства. К отвращению странным образом примешивалось то любопытство, которое испытываешь в конце спектакля, когда автор пьесы выходит из-за кулис и появляется на сцене, среди исполнителей, чьи роли он написал и чьи действия направлял.

– Из всех медиумов, побываших на улице Асса, – продолжал Куэнтр, – Эусебио Нера оставался единственным, кого мне никак не удавалось найти. Я активно разыскиваю его со дня смерти мсье Эдуара Орлака. И вот вчера, когда господин Стефен Орлак набросал нам портрет вымогателя, я был поражен некоторыми деталями, которые не заносятся в карточку с данными о внешности, а именно голосом, произношением, манерами и походкой. Эти черты соответствовали описанию не Вассёра, а Эусебио Неры… И тогда я все понял… Я понял, что ваша история «склеивания» была от начала до конца придумана этим бывшим медиумом и что я вот-вот наконец-то поймаю того, кого так упорно разыскивал! Это действительно он! И все объясняется, слышишь, Эусебио? Все! Даже больше, чем ты полагаешь… Покажи-ка нам ту литую перчатку, которой ты воспользовался на улице Асса, когда пустил там в ход нож…

Эусебио Нера сделал вид, что не слышит.

– Обыщите его!

Эта перчатка тоже оказалась маленьким шедевром. Похоже, подобные вещицы можно добыть без труда, и искусный мастер, при наличии нужного количества гипса и каучука, сделает вам их несколько десятков за день. И все равно все с восхищением наблюдали за тем, как Куэнтр схватил эту желтоватого цвета эластичную перчатку, вывернул ее наизнанку, затем натянул на левую руку и таким образом обзавелся искусственной кожей, воспроизводившей все линии кисти.

Но тут перед забегаловкой остановился полицейский фургон, и, глядя на жандарма республиканской гвардии, все подумали о суде присяжных.

– Секундочку! – проговорил инспектор, не отрывая глаз от своей обтянутой каучуком руки.

– На что вы смотрите с таким вниманием? – поинтересовался я у него.

– Ну да, так я и думал! – пробормотал Куэнтр. – Эта перчатка была изготовлена не в декабре. Материал гораздо более старый. У меня еще вчера возникли сомнения… Эусебио Нера изготовил ее как минимум пару лет тому назад… Не так ли, Эусебио?

Итальянец презрительно фыркнул.

– Годом раньше, годом позже… – проворчал он. – Какая теперь разница? Моя песенка в любом случае спета.

– Уведите его, – распорядился инспектор. – Не волнуйся, порез у тебя будет! И самый что ни на есть настоящий – без клейкой ленты! Уж я об этом позабочусь, обещаю!

Куэнтр, этот поборник справедливости, оказался прав. Но, как и накануне, я удивился, когда увидел, как его, такого хладнокровного в обычной жизни, бьет дрожь…

Полицейский фургон с глухим грохотом удалился, и мы тоже, в свою очередь, собирались покинуть место задержания, когда я заметил, что между Стефеном и Розиной завязалась оживленная перебранка.

– Даже если ты сто раз мне это скажешь, – говорил Стефен, – даже если ты снова мне повторишь, что я никого не убивал, у меня все равно останутся руки убийцы!

– Ох! Боже ты мой, боже ты мой!.. – дрожащим голосом восклицала Розина. – А я еще так радовалась, что Вассёр не воскрес!.. Друг мой! Стефен! Любимое мое сокровище! Да как ты не поймешь: эти руки давно уже стали твоими!.. С тех