– Да я только что вот этими вот руками едва не задушил человека! Я! Я, Стефен Орлак! Они убивали! И продолжат убивать, говорю же тебе!

– Нет, мсье! – властным голосом воскликнул инспектор.

– Хе! Вам-то откуда знать? Разве у меня – не руки Вассёра?

– С этим я и не спорю.

– Ну вот, видите!.. Ах, уж лучше мне их уничтожить, эти руки! Уж лучше…

С быстротой молнии Стефен бросился к раскаленной печи.

Куэнтр, более резвый, чем я, лишь в последний момент схватил его за запястья и, держа его руки в своих, сказал ему:

– Как и вчера, мсье Орлак, я жму ваши руки с радостью. Руки же Вассёра я жму с печальным удовлетворением… Повторюсь: люди порой ошибаются, и зачастую человеческая ошибка – увы! – принимает страшную форму ошибки судебной!.. Выслушайте меня внимательно. Это не с вас, во время сна, была отлита эта эластичная перчатка; и убийство вашего отца было не единственным случаем, когда ею воспользовались… Эта перчатка оставила свой отпечаток на трех ножах, которыми были убиты вдова Мушо, мсье Виргонь, малышка Питуа… Все это сделала она – эта перчатка, а не обнаженная рука Вассёра, как я полагал… к вечному моему отчаянию!.. В последнее время, после запоздалого открытия новых фактов и расследования убийства вашего отца, я смог убедиться, что зря не прислушался к заверениям несчастного часовщика! О нем-то я и думал вчера, когда говорил о восстановлении в правах и возмещении. Настоящий преступник, тот, кто и должен был умереть вместо него, – это Эусебио Нера, человек в перчатке, человек, который закалывал ножом от имени «X». Теперь у меня есть все доказательства. Не пройдет и полугода, как казненный будет реабилитирован. Я вам в этом ручаюсь.

– Неужели это правда? – с мольбой в голосе пробормотал Стефен. – Выходит, хиромантия не обманула?..

Подняв руку, Куэнтр поклялся:

– Вассёр был невиновен, мсье Орлак! Ваши руки чисты!

1920

Он? История одной тайны

Хотел бы публике я угодить на славу:

Она сама живет и жить другим дает.

Гёте. Фауст

Пролог

Два часа ночи.

Улица – сомнительного толка место в квартале Терн – была в эту холодную ночь совершенно пустынна и безмолвна.

Из-за угла в полосу света выплыла элегантная фигура джентльмена: цилиндр, белый шейный платок, черный макферлейн[108], лакированные туфли, руки в карманах, конец трости занесен над плечом. Мужчина аристократической наружности шел походкой решительной и непринужденной – судя по всему, возвращаясь домой.

Темная зона за фонарем не пугала его – он ступил в нее довольно уверенно. Молодой человек курил: красной точкой мелькала его сигарета, но черты лица разглядеть было невозможно.

– Огоньку не найдется, мой принц? – прозвучал во мраке классический вопрос.

Джентльмен резко остановился. Вынырнув из темного закутка, перед ним возник незнакомец и преградил путь.

– Прочь с дороги! – спокойно скомандовал тот, к кому был обращен этот вопрос.

Голос – разумеется, гнусный, какой бывает у всяких негодяев, – продолжал:

– Да будет тебе выпендриваться! Выворачивай-ка лучше карманы!

За неимением револьвера и сам наверняка не зная, к чему это приведет, джентльмен направил прямо в глаза грабителю яркий луч карманного фонарика.

Тот вскрикнул от неожиданности, а джентльмен, успев отскочить назад, чтобы не позволить противнику выбить фонарик из своих рук, быстро произнес:

– Минутку! Только без глупостей! И спрячь-ка, черт подери, нож!

И джентльмен направил свет фонаря на свое собственное лицо.

Грабитель отпрянул и донельзя перепуганным тоном коротко, но смачно выругался.

– Ха, милейший!.. Вижу, ты узнаёшь это лицо!

Ничего не ответив, разбойник развернулся и бросился наутек с дикой скоростью, стуча стоптанными башмаками.

Джентльмен тут же устремился вдогонку. Он бежал не менее легко и резво и вполголоса – если можно так выразиться – кричал ему вслед:

– Постой, да постой ты! Я никому не скажу, клянусь! Да остановись же, разрази тебя гром!.. Давай просто поговорим.

Но быстрый как молния, ничего не желавший слышать, горе-грабитель несся во всю прыть. Судя по всему, в голове у него была только одна мысль: лишь бы его не догнали.

И в этом он преуспел. От улицы к улице джентльмен отставал от него все больше и больше и вскоре отказался от нежданной погони.

– Нет, такие забеги определенно не для меня! – пробормотал он, вытирая с лица пот. – Ничего, я его еще разыщу, – думаю, с этим проблем не возникнет!.. Да, это все непременно необходимо уладить! Нужно излечить этого бедолагу!

Двинувшись в обратном направлении, он загадочно улыбался, все еще пребывая в возбужденном состоянии, которое никак не проходило и заставляло его говорить с самим собой вслух:

– Но кто бы мог предположить нечто столь причудливое, да скажем прямо: чудовищное! Очутиться лицом к лицу с… Это ж надо: грабитель! Жуткий, грандиозный скандал! Я просто должен – обязан – положить этому конец! Кто-то, возможно, назовет меня жалким глупцом, но, право, меня и самого все это ошеломило. Ладно, приятель, завтра же…

Джентльмен прибавил шагу – стояла уже глубокая ночь, – и вскоре его голос утонул в тишине.

Глава 1

Брак, который нравится отнюдь не всем

Сидя перед большим секретером в стиле ампир, графиня Елизавета де Праз просматривала бюллетени курсов валют.

Несколько раз мягко прозвенел звонок. Графиня сняла трубку домашнего телефона. С этого, собственно, момента и начинается наш рассказ.

– Это вы, тетушка? – прозвучал в трубке бодрый молодой голос.

– Ну конечно, мое дорогое дитя.

Каминные часы пробили восемь утра.

– Хорошо спали, тетушка? Уже за работой? Я могу кое-что сообщить?

Девушка говорила с таким воодушевлением, что графиня и без телефонного аппарата слышала звонкий голос, доносящийся из комнаты наверху.

– Сообщить? – насторожилась мадам де Праз. – Мне подняться к тебе, Жильберта?

– Нет, что вы, тетушка: должна же я соблюдать приличия! Я сама к вам спущусь.

Графиня повесила трубку, и на ее лице отразилась озабоченность. Это была невысокая худая женщина с блеклым лицом, на которое Создатель, видимо, пожалел красок. Ее прежде эффектные белокурые волосы потускнели и заметно поседели; она носила старомодную гладкую прическу с гребнем, которая очень старила ее, и неизменное черное платье. Хотя графине не исполнилось и пятидесяти, овал ее лица утратил прежнюю четкость, под глазами залегли темные круги и морщинки, уголки губ опустились. Выражение лица было растерянным, будто она постоянно о чем-то тревожилась, поэтому графиня