Генри Монмут исподлобья посмотрел на него, и теперь уже всем показалось, что он улыбается.

– Где лорд Саффолк?

– На исповеди, – отозвался Глостер. – К священникам сегодня очереди…

– Я сам отпущу грехи своему войску, – тихо проговорил Монмут. – Идите отдыхать, милорды, а перед рассветом соберите всех… Три мессы и святое причастие утешат павших духом. Король Англии не поведет в бой людей, которых напутствовали только исповедники. Те подготовили душу к смерти, я же вселю в неё надежду… Велите моему оруженосцу привести мне на утро пони вместо боевого коня. Я хочу проехать перед войском как святой отец, благословляющий на жизнь и на подвиг… Ступайте, милорды. Эта ночь тянется слишком долго, и вы еще успеете помолиться в одиночестве.

Военачальники с минуту смотрели на своего короля, потом молча низко поклонились.

– Моё войско состоит из солдат Бога! – услышали они, покидая шатер.

* * *

Сырая, нахмуренная ночь в английском лагере действительно тянулась неимоверно долго. Ни звука, ни шороха, ни света… Король строжайше велел соблюдать тишину, пообещав в наказание ослушникам-дворянам конфискацию доспехов и коня, а всем остальным – отсечение одного уха. Но он зря измышлял эти кары. В английском лагере мало кому пришла бы охота веселиться и болтать.

Люди, придавленные страхом перед наступающим днем, остаток этой ночи и без того проводили не поднимая глаз и не раскрывая ртов. Засеянное озимыми поле между двумя французскими деревушками казалось им преддверием Чистилища, через которое всем завтра придется пройти.

О плене даже не мечтали. Король Гарри, в качестве выкупа за всю армию, предложил Шарлю д’Альбре вернуть французской короне Арфлёр. И говорят, что старый коннетабль явно призадумался. Но гордые французские герцоги, одуревшие от счастья, что смогли наконец собраться в гигантский тридцатитысячный кулак, ответили презрительными плевками и оскорблениями.

– Мы отрежем каждому вашему лучнику по два пальца на правой руке, чтобы ни одна английская собака не смогла больше натянуть лук и пустить стрелу в сторону Франции! А потом сами вернём себе Арфлёр и захватим Кале впридачу!

И вот теперь, зажмурив глаза и шепча про себя и за себя молитвы, всё английское воинство, в котором только-то и осталось чуть больше восьми сотен конников и менее пяти тысяч лучников, готовилось принять смерть от тридцати тысяч французов, веселящихся по ту сторону Азенкурского поля.

* * *

Жан Ле Менгр, принявший по наследству от отца прозвище Бусико, стоял той же ночью перед французскими позициями и с явным недовольством косился на бесчисленные походные шатры, за разноцветными пологами которых шло разнузданное веселье.

Какой-то шутник еще днем притащил размалеванную всякими непотребствами повозку, и многие бароны и графы – представители знатнейших семейств – хороводом плясали вокруг неё, выкрикивая наперебой, в каком именно виде они завтра повезут в этой повозке пленённого английского короля!

Ле Менгру всё это не нравилось.

За свои сорок девять лет маршал прошел не одну войну. В шестнадцать он уже отличился при Росебеке, в сражении, перед которым его посвятил в рыцари старый герцог де Бурбон. Затем испанская кампания, война с турками, Венгрия, Никополис… Потом османский плен, из которого он был выкуплен вместе с Жаном Бургундским. Константинополь, Генуя, Венеция, Лангедок… Маршальский жезл Ле Менгр получил более двадцати лет назад и, перевидав на своем веку множество армий, давно понял, что всякое войско сильно не численностью, но железной дисциплиной, продуманной стратегией и выверенной тактикой.

В этом же воинстве царил полный хаос!

Они и Арфлёру на помощь не успели, и сюда двигались со скоростью улитки только из-за того, что каждый, приведший за собой более тысячи воинов, уже считал себя вправе командовать и распоряжаться наравне с маршалом и коннетаблем. Из-за этого возникли сложности и недоразумения с обозом и фуражом. И сегодня ночью далеко не все солдаты шатались от чрезмерного приема «горячительного». Иные, служившие не самым богатым господам, были попросту голодны!

Рыцари с гордыми именами ругались между собой за пленников, которых еще не захватили – каждому хотелось взять выкуп более дорогой – и сейчас, в половине этих веселящихся шатров, азартно бросали кости на Глостера, Саффолка, Йорка…

Ле Менгр вздохнул. Себя ему винить вроде не в чем: броды и переправы, вверенные его авангарду, были блокированы надежно и, если бы не разногласия с коннетаблем, англичане до сих пор так и шли бы в обход, подыхая сами по себе. Но – увы: не успели люди маршала как следует разрушить дамбу под Бетанкуром, как поступил приказ от Шарля д’Альбре – срочно идти под Азенкур для воссоединения с основными силами!

Что ж, дисциплина есть дисциплина – пришли! И что? На первом же военном совете, когда опытный маршал предложил первыми пустить в бой лучников и арбалетчиков, его чуть не подняли на смех.

– Вы хотите, чтобы вассалы шли впереди господ? – поднял брови молодой Луи Орлеанский. – Во-первых, это не по правилам, а во-вторых – имея такое численное превосходство я не могу позволить первыми идти дурно одетым крестьянам.

Он со смешком обернулся к остальным.

– Что о нас подумает противник?

И вся эта именитая молодежь, возбужденно сверкая глазами, одобрительно засмеялась.

– Нет! Мы двинемся на них, блистая не только силой, но и красотой. Слава Франции! Лучшие рыцари, сплотившиеся по первому зову своего короля! Нам ли плестись в хвосте за толпой рабов?!

Еле-еле Ле Менгру и д’Альбре удалось уговорить их хотя бы прислушаться к тому, что даже при численном превосходстве нужно иметь какую-никакую стратегию. Поле между Азенкуром и Трамкуром слишком вытянутое и узкое и хорошо простреливается с холма, на котором засели англичане… Кое-как договорились, что наступать будут тремя баталиями. Примерно восемь тысяч тяжеловооруженных пеших рыцарей и полторы тысячи конных в первой, три тысячи всадников и четыре тысячи стрелков во второй, и восемь тысяч всадников в третьей. Легкая конница поддержит с флангов, а орудия с подкреплением, которое вот-вот подойдет, разместятся сзади.

– В них не будет нужды, – легко взмахнул рукой красавец Алансон. – Мы растопчем эту жалкую армию уже первой баталией и даже не заметим, когда грязь под нашими ногами превратится в их тела!

Ох, как пожалел в ту минуту маршал Бусико, что нельзя вернуть английских герольдов, которые от имени своего короля предлагали отдать захваченный Арфлёр в обмен на беспрепятственный проход в Кале. В этом вопросе Ле Менгр с д’Альбре впервые были единодушны. Получить без боя стратегически важный город, в котором сидел теперь мощный английский гарнизон с тяжелой артиллерией, было очень и