– И все-таки им придется. Надеюсь, никаких неприятностей сегодня не произойдет?

– О, тут можете быть спокойны, дорогая, наши дети хорошо воспитаны. Особенно Луи…

Рука герцога при этих словах сжалась в кулак, словно демонстрируя увесистость отцовских аргументов в пользу неуклюжего Шарля, и мадам Иоланда засмеялась.

– Что бы я без вас делала, – сказала она, раскрывая объятья. – Лучшего помощника в делах, чем вы, мой дорогой, не сыскать…

Вечером в столовой с огромным камином все Анжуйское семейство собралось, чтобы приветствовать будущего супруга восьмилетней Мари.

Нарядно одетый и привлекающий к себе всеобщее внимание Шарль снова едва не ощутил себя объектом для насмешек, когда увидел гордого как принц младшего Луи Анжуйского и другого незнакомого юношу, который стоял, заложив руки за спину, и смотрел как казалось с откровенным вызовом. Третий мальчик, совсем маленький, дергал за юбку свою няньку, явно что-то требовал и на Шарля внимания не обращал, тогда как несколько рыцарей и придворных дам герцогини рассматривали герцогского зятя хоть и без насмешки, но достаточно пристально, чтобы вызвать в мальчике неловкость.

Самих герцога и герцогини Анжуйских еще не было, и единственным близким лицом в этом зале было лицо Танги дю Шастеля. Но к этому спасительному берегу прибиваться-то как раз было и нельзя. И Шарль чувствовал, как с каждой минутой убывает его уверенность в себе, накопленная за время поездки.

Наконец, стоящий у входа управляющий двора возвестил о прибытии герцогской четы. Все в зале низко склонились, и даже малыш оставил в покое нянькину юбку.

Герцогиня вошла первой, ведя за руку девочку с золотой сеткой на волосах. Их появление выглядело очень внушительно, благодаря мощной фигуре герцога и ослепительным парадным одеждам, но впечатление смазал малыш, с радостным визгом бросившийся к матери.

– Тихо, тихо, мой дорогой, – ласково погрозила ему пальцем герцогиня. – Сейчас мы должны сделать одно очень важное дело, а потом уделим внимание и тебе.

Она жестом велела няньке забрать малыша и подвела девочку к Шарлю.

– Вот невеста вашего высочества. Подойдите же, познакомьтесь с ней.

Девочка на вид была самая обыкновенная. Не красавица, но и не дурнушка. Не косая, не хромая, а самое главное, не было у неё того чопорного вида, который так не понравился Шарлю на портрете.

– Здравствуйте, сударь, – слегка присела девочка. – Меня зовут Мари.

– А меня Шарль, – буркнул в ответ мальчик, хмуря брови, как делал всегда, когда смущался.

– Можно ли мне вас поцеловать? – Девочка сложила руки перед собой и посмотрела очень ласково.

– Я сам вас поцелую, – выпалил вдруг Шарль.

Нагнувшись, он неумело ткнулся губами в мягкую щеку девочки и густо покраснел, уверенный, что все вокруг сейчас засмеются.

Мари, не готовая к такому обороту, испуганно покосилась на мать, но уже в следующее мгновение опустила ресницы и мило зарумянилась. А все вокруг действительно заулыбались, но так, как и следовало улыбаться при виде двух целомудренно поцеловавшихся детей.

– Я же говорил, хлипковат у нас зятек, – шепнул герцог Анжуйский супруге. – Я в его годы уже ого-го как целовался…

– Ничего, он наверстает, – шепнула в ответ герцогиня. – Хорошо уже то, что перестал дичиться.

Улыбаясь, она подошла к Шарлю, обняла его за плечи и повела знакомиться с остальными детьми.

– Это – мой старший сын Луи, будущий герцог Анжуйский, король Сицилийский и Неаполитанский… Это – самый маленький, Шарль, – она обернулась к малышу, которого нянька взяла на руки. – Когда подрастет, он станет для вас добрым другом и помощником, как и мой средний сын Рене, который живет сейчас в Лотарингии.

Мадам Иоланда подошла к незнакомому юноше, взгляд которого показался Шарлю вызывающим.

– А это – ваш кузен, Жан Орлеанский. Он бастард, но признан официально и с пяти лет, с любезного соизволения мадам Валентины Миланской, навещает Анжер так часто и подолгу, что я с гордостью могу назвать его и своим воспитанником тоже. Хотя главным его наставником является, конечно же, мессир де Вийер…

Мужчина, стоявший за спиной Жана Орлеанского, низко поклонился.

– Рад знакомству с вашим высочеством, – сказал юноша, быстро окинув глазами фигуру Шарля и слегка кивнув головой

– Я тоже рад, – ответил Шарль и гордо выпрямился.

Юноша был выше и старше его и, казалось, нисколько не смущался положением бастарда. Скорее наоборот: здесь, среди людей, принадлежавших одному из могущественнейших семейств Франции, этот с позволения сказать кузен выглядел как равный и только лишь потому, что вид имел независимый, смотрел гордо, не ожидая насмешек и не пытаясь провалиться сквозь землю. И наверное, именно присутствие Орлеанского бастарда стало тем последним щелчком, который окончательно пробудил сознание юного Шарля.

С достоинством, удивившим его самого, приветствовал мальчик рыцарей, которые подходили к нему представиться. А когда одна из придворных дам герцогини присела перед ним в нижайшем поклоне, Шарль вдруг почувствовал, что улыбается ей не застенчиво и через силу, как вынужден был улыбаться всем и каждому в Лувре, а высокомерно и снисходительно, как и положено господину… . Стараясь не растерять это опьяняющее ощущение, он повернулся к герцогине и, заметив явное одобрение в её глазах, произнес громко и уверенно:

– Мадам, сегодня я обрел семью лучше той, что была у меня раньше. Этим счастьем я обязан вам и потому сейчас, при всех, прошу дозволения всю оставшуюся жизнь называть «матушкой» вас одну!

25 октября 1415 г.

А З Е Н К У Р

(Глава, которую можно не читать)

Английский король Генри Монмут стоял на коленях в дырявом шатре перед косо спиленным деревянным чурбаном и, положив на него сцепленные руки, молился.

Но молитва не шла.

Сосредоточиться мешал вопрос «Почему?», который как монотонный колокол раскачивался в голове короля весь последний месяц.

Два года он готовился.

Два года, за которые было сделано так много! И армия собрана лучше, чем когда-либо, и вооружение мощнее. И ситуация как внутри страны, так и вне неё создана максимально выгодная…

Сначала, будучи еще принцем, он раззадорил французскую междоусобицу, помогая то арманьякам, то бургиньонам, а потом, короновавшись, бросил их на произвол судьбы и послал безумному королю французов письмо крайне оскорбительное, но несомненно возвышающее короля английского в глазах его соотечественников. «Благородному принцу Шарлю, нашему кузену и противнику во Франции – Генри, божьей милостью король Англии и Франции…». Вот так вот! И дальше почти слово в слово все то, о чем говорил в парламенте, когда встал и объявил и друзьям, и недругам, что готов… нет – обязан во имя справедливости восстановить права своих предшественников-королей!

Теперь кто бы ни раскрыл рот, чтобы напомнить о