теплому приему, вообще к теплу. Баркли редко говорил о матери. Интересно, подумала она, а помнит ли матушка Маккуин, как ее, невесту, взял под крыло отец Баркли, окружив своим богатством и белым цветом кожи.

Матушка Маккуин взяла ее руки, заглянула в лицо:

– Ты чудо.

Баркли мягко отстранил их друг от друга:

– Заходи, Мэриен.

И началась жизнь в качестве жены.

Мэриен оказалось трудно придумать, как быть полезной. На ранчо имелась взлетно-посадочная полоса, но «Стирман» находился в Миссуле. Она спросила, можно ли ей съездить туда и перегнать аэроплан, однако Баркли отделался туманными увещаниями, что нужно, мол, устроиться, найти свое место, порадоваться положению новобрачной. Мэриен велела себе подождать, не унывать, и, может, в конечном счете он ослабит бдительность. По крайней мере, на ранчо ей не надо носить шелковые платья.

Уборкой и стиркой занималась девушка салиши, одна из множества воспитанниц монастырской школы, как и матушка Маккуин, где франкоязычные монахини напирали на хозяйственные навыки и наиболее пугающие библейские цитаты, а заодно пытались выбить из воспитанниц туземность. Матушка Маккуин вынесла из школы набор путаных верований, частично собственного сочинения, которые, по словам Баркли, восхищали и одновременно сводили с ума его отца. Она считала жизнь непрерывным ураганом божественного гнева и небесного милосердия, где людей сносит то в одну, то в другую сторону сталкивающимися друг с другом порывами метафизического ветра, оседланными ангелами и демонами, похожими на летучих мышей.

На кухне работала пожилая шотландка. Целая армия мужчин занималась коровами, ухаживала за лошадьми и чинила ограды. С ними трудилась и Кейт, но все попытки Мэриен помочь отвергались. У нее создалось впечатление, что Баркли запретил давать ей работу, оставив лишь возможность бесцельно слоняться по ранчо. Она подозревала, он пытается свести ее с ума от скуки, чтобы она захотела ребенка.

– Что ты сегодня будешь делать? – спросила она Кейт как-то утром, придумав, как столкнуться с ней, когда та будет ехать верхом.

Кейт раскраснелась от мороза.

– Ограду чинить.

– Могу подсобить.

– Нет, мы просто хотим закончить.

И она ускакала. Удары копыт приглушал снег.

* * *

Сразу после Нового года из эдинбургской гостиницы пришел пакет с опоздавшей почтой.

В спальне Баркли дрожащим, бешеным голосом вслух прочитал письмо Джейми: «Надеюсь, когда-нибудь ты уйдешь от Баркли и найдешь дорогу к собственной жизни. Пожалуйста, Мэриен, не сдавайся». Он замахал листом перед ее носом:

– Дерьмо собачье. Дерьмо собачье, которое всюду сует свой нос.

– Я говорила тебе, что не хочу ребенка.

– Ты несерьезно.

– Серьезно. Что мне сказать, чтобы ты поверил? Я знаю свои мысли.

– А тебе плевать, чего хочу я?

– А ты хочешь, чтобы я стала несчастна?

– Не будешь. Вот увидишь, ты полюбишь ребенка. И потом, твой долг дать мне детей. Ты моя жена. Разве выполненный долг не принесет тебе счастье?

– Никогда. – Она повысила голос: – Никогда в жизни.

Он зажал ей рот рукой. В доме находились Кейт и его мать. Где-то тут же была еще и девушка салиши, а на кухне работала кухарка.

– Я мог бы заставить тебя.

Они в ярости смотрели друг на друга. Мэриен оттолкнула его руку.

– Ты не можешь меня заставить, – тихо, но со всей силой, какую могла собрать, сказала она.

– Я могу отнять у тебя… – Большим и указательным пальцами он изобразил кольцо. – Твою штуку. Я имею право.

Она вспомнила рассказы девушек мисс Долли о миссис Ву: чуток перебор марафета, чуток поскрести – и решила, что, если будет нужно, пойдет в Миссулу, через горы.

– Ты не можешь меня заставить, – повторила она. – Я найду способ.

На лице у Баркли отразилось беспокойство, затем отвращение.

– Ты кто? – спросил он совсем иначе, чем спрашивал раньше.

– Та, кем была всегда.

Он покачал головой:

– Нет. Ты изменилась.

– Это ты меня изменил. И пусть тебе будет стыдно.

* * *

Перед самым рассветом гудок машины. Слабый, но настойчивый, потом все громче. В сон Мэриен ворвалась не столько громкость, сколько неуместность. В ночной рубашке она подошла к окну. В ранних сумерках по длинной дороге ранчо петлял «Пирс-эрроу». Гудок то непрерывно длился несколько секунд, то коротко блеял.

Внизу, на пороге, уже ждала одетая Кейт.

– Что случилось? – спросила Мэриен, завязывая пояс шерстяного халата. – Зачем он гудит?

Машина подъехала ближе, и Мэриен не поняла, остановится Баркли или помчится дальше.

– Наверное, пьяный, – сказала Кейт.

– Он не пьет.

– Нечасто.

– Никогда! – Поскольку Кейт не ответила, Мэриен слабо добавила: – Он говорил мне, что вообще не пьет.

Машина свернула на место стоянки. Еще прежде, чем Баркли открыл дверь, Мэриен услышала, как он мычит имя сестры:

– Кейт! Кейт! – Баркли шатаясь вышел из машины. – Кейт!

Та прошла ему навстречу, и он накренился, чтобы обнять ее. От веса сестру шатнуло. Шляпа Баркли куда-то подевалась, волосы были всклокочены.

– Кейт! – опять позвал он глухим голосом.

Баркли навалился на сестру, и та провела его по лестнице. Проходя мимо, он уставился на Мэриен и, дохнув на нее перегаром, открыл рот, будто собираясь что-то сказать. Баркли имел вид даже не обычного пьяницы, а человека, обезумевшего от страшных мучений. Матушка Маккуин вязала возле большого каменного камина. Не замедляя работы, она метнула в Мэриен жесткий взгляд:

– Это дьявол его скрутил.

– Он сам себя скрутил, – сказала Кейт, ведя Баркли от лестницы, в глубь дома.

Мэриен шла следом.

– Куда ты его?

– В гостевую комнату. Спать.

– Но он должен спать в нашей комнате.

– Нет, так лучше. Ему будет плохо. Мне проще, если он ляжет внизу.

– Я могу о нем позаботиться.

Баркли повесил голову на плечо Кейт и мутно посмотрел на Мэриен.

– Ты вдруг решила о нем позаботиться? – спросила Кейт. – Удачный выбрала момент.

– Он мой муж.

– Тогда милости просим. Помоги мне его втащить.

Подхватив Баркли с обеих сторон, они поднялись наверх. На лестничной площадке запыхавшаяся Кейт сказала:

– Никогда не слышала, чтобы ты называла его своим мужем.

– Но он им является.

Мэриен уже пожалела о приступе собственничества. От мужа воняло. Он спотыкался о собственные ноги. Ей надо было оставить его преть внизу под надзором сестры. Но женщины завели Баркли в спальню и свалили на кровать лицом вниз, ноги свесились.

– И он так ехал от Калиспелла?

– Откуда угодно.

– Чудо, что доехал.

– Он всегда доезжает домой.

Кейт потянула шнурки грязного ботинка Баркли. Мэриен сняла второй.

– Такое бывало раньше?

– Может, раз в год. Вечно одно и то же. Наверное, ему как-то удается, чтобы пойло валило его только на нашей дороге.

Мэриен поняла, почему Кейт была уже одета и на улице.

– Ты знала, что он приедет пьяный.

– Предполагала. Раньше я по дурости ждала всю ночь, а он являлся свежий, как утренний цветок. – Она поймала взгляд Мэриен: – От шлюх.

– Если ты пытаешься меня шокировать, вспомни, что мы с ним познакомились в борделе.

– Да неужто я забыла? В таком случае, думаешь, справишься, разденешь его? Скоро ему станет плохо. Тебе что-нибудь нужно. – У камина она взяла жестяное ведро и высыпала лучину для растопки на решетку. – Сгодится. – Кейт поставила ведро возле кровати.

– Мы поссорились.

– Давай перевернем его.

Они взяли Баркли за щиколотки и подтянули, так что он улегся вдоль кровати, затем перевернули на спину.

– О, начинается. Давай ведро.

Баркли затошнило. Кейт приподняла его за лацканы как раз вовремя, Мэриен успела поймать ведром поток, судя по всему, чистого виски.

– Ну надо же, он превратил себя в перегонный куб, – сказала Кейт.

Когда она ушла, Мэриен отнесла ведро в ванную, вылила, а потом постаралась раздеть Баркли. С брюками вышло достаточно просто, с носками тоже, но он снова впал в беспамятство самого последнего бродяги, и она никак не могла снять пиджак. Однако через минуту, когда ей опять пришлось приподнимать Баркли за лацканы, чтобы того опять вырвало, муки с пиджаком показались блаженством. Потом она стащила-таки