перелетают и на аэропланах поменьше. Но если она удерет, Баркли только укрепится в своей решимости вернуть ее и удерживать при себе, несомненно. Если останется, может быть, он в конечном счете поймет, что они не подходят друг другу. Привязав ее к себе, накрыв колпаком, как ручного сокола, он все-таки мог ее отпустить, освободить. Если она останется, он, несмотря ни на что, может позволить ей уйти.

Однако перемирие, осторожная нежность сдавали свои позиции по мере таяния зимы: добрая воля двух людей, имеющих сплетенные и все же не уживающиеся желания, неизбежно иссякала. Бывало, особенно когда Баркли запрещал ей садиться за штурвал, Мэриен отворачивалась от него в постели, отбивалась от ласки. Но когда он смягчался, между ними еще разгорался огонь. Может, она никогда и не любила его, ее лишь обмануло отраженное мерцание. Баркли обездвиживал ее руки, а она злилась и мрачно смотрела на него. В марте он уехал на неделю по делам, запретив в его отсутствие летать. Через два дня на грузовике ранчо она поехала в Калиспелл, разгоняясь на грязных, петляющих дорогах ровно настолько, чтобы испугаться, опять недоумевая, как Баркли умудрился уцелеть тут пьяный. Походила по магазинам, не увидев ничего, что захотелось бы купить. Нашла место, где можно выпить, заказала три порции подряд и, отвыкнув от спиртного, опьянела. Потом припарковалась под деревом на аэродроме и стала ждать, пока кто-нибудь сядет или взлетит. Никого не было.

– Я уже решила, ты совсем уехала, – сказала ей Кейт, когда Мэриен вернулась затемно.

На следующее утро Мэриен расчехлила, отвязала «Стирман» и оттолкнулась от изрытой взлетной полосы Бэннокберна с налипшей на колеса грязью. Только в воздухе, лениво покачивая крыльями, любуясь снежными вершинами гор, она решила слетать в Миссулу и сделать сюрприз Джейми.

Парни с аэродрома подбросили ее до Рэттлснейка. Дом еще больше обветшал. Она думала, Джейми, оставшись один, приведет его в порядок, но краска отслаивалась, отошедшая черепица на крыше коробилась, вокруг дома все заросло по-зимнему коричневым сорняком. Мэриен хотела пройти в боковую дверь, но ее вдруг захлестнула волна неловкости. Впервые, сколько помнила, она прошла к главному входу и постучала.

От стука поднялся беспорядочный, неугомонный лай, похоже, по ту сторону двери собралась армия собак. Мэриен приложила ухо к деревянной панели, пытаясь услышать шаги. Опять постучала. Лай взметнулся на новую, бешеную высоту, наконец послышался скрип лестницы, голос Джейми, велевший собакам успокоиться. Дверь приоткрылась, и выглянул брат:

– Привет. – Он словно увидел незнакомку.

Под глазами темные круги, щеки водорослями облепила клокастая светлая борода, одежда испачкана краской.

– Ты ужасно выглядишь, – вместо приветствия ответила Мэриен. – Что с тобой?

– Ничего.

Пять собак, выбежав на улицу, задрали лапы или присели в мертвой траве и рыхлом снегу. Джейми задумчиво посмотрел на них.

– Я потерял ощущение времени. Они сидели взаперти весь день. Ужасно с моей стороны. Который час?

Она подняла руку и посмотрела на часы:

– Первый.

Вдруг Джейми будто стряхнул с себя странное наваждение, чем бы оно ни объяснялось, и потянулся обнять ее.

– Мэриен!

С резким отвращением она вдохнула исходящие от него намешанные запахи немытого тела, скипидара и алкоголя. Ей хватило в жизни пьяных мужчин.

– Что ты здесь делаешь? – спросил Джейми.

– Навещаю тебя.

– Заходи.

Он открыл дверь и жестом пригласил ее пройти.

В доме было холодно и темно, занавески задернуты. Повсюду – на полу, на мебели – стояла посуда, в некоторых мисках еще оставалась вода для собак, на тарелках следы того, чем он там их кормил. Две собаки кружили вокруг нее, пыхтя и задирая головы, как будто извиняясь за положение вещей.

Ей только сейчас пришло в голову, что сегодня среда.

– Ты не в школе.

– Нет, я бросил, – легко ответил Джейми и босиком, несмотря на холод, поплелся на кухню. – Хочешь выпить? Я выпью.

На кухне беспорядок был еще больше: наваленные горы тарелок, запах гнили. На столе стояла полупустая бутылка самогона. Джейми взял грязный стакан, протер полой рубашки, налил на два дюйма и дал Мэриен. Себе налил на три дюйма, не удосужившись обмахнуть стакан. Отпив немного, Мэриен закашлялась:

– Какое дерьмо. Я уже и забыла.

– Не так уж и плох. – Глаза у Джейми заблестели. – Мне надо было подкрепиться. Я хочу тебе кое-что показать, но ужасно волнуюсь. Показать?

– Что?

Джейми, как будто не слыша ее, говорил дальше; слова выходили колченогие, спутанные в один ком.

– Когда ты пришла, я как раз представлял, как покажу тебе… Ведь знак, правда? Я все время хочу показать… – Он развернулся и торопливо вышел из кухни.

Мэриен пошла следом.

– Показать мне что?

– Что я сделал! – крикнул Джейми через плечо, взбегая по лестнице через ступеньку.

Его худоба, неопрятная одежда, визгливый от перевозбуждения голос слишком напомнили ей Уоллеса. Она сдерживала себя, чтобы идти медленно, не паниковать, не схватить брата за плечи и как следует протрясти, велеть прекратить пить, помыться и вернуться в школу. Может, сам дом такое творит с людьми? Или в ополоумевших пьяниц их превращает какое-то проклятие?

Наверху Мэриен остановилась, чтобы собраться с духом, потом прошла по темному коридору к клину света, льющегося из мастерской. Когда она заглянула внутрь, солнце, бьющее в закругленные окна, на секунду ослепило ее. Она различала лишь темный мечущийся силуэт Джейми, а когда глаза привыкли, увидела картины.

* * *

Это были работы маслом, в основном пейзажи, где-то намечены почти спрятанные птицы и звери. На первый взгляд все казалось грубым, даже примитивным, заметны мазки и пятна плотной краски, но, присмотревшись, Мэриен поняла, что изображение точное, просто манера отличается от мягкого, гладкого реализма Уоллеса, больше настроения. Везде валялись карандашные наброски. На подоконниках стояли кувшины с водой и скипидаром. Джейми нервно продолжал:

– Масляные краски страшно дороги, но кое-что оставил Уоллес, на пополнение запасов я потратил немного твоих денег, надеюсь, не страшно. На остальное деньги найду, но пока важно работать. Похоже, это единственное, на что я сейчас способен.

На прохудившемся старом кресле Уоллеса стоял портрет девушки с длинным лицом и открытым взглядом. Та же девушка была изображена на холсте, прислоненном боком к каминной полке. На решетке догорал огонь, почерневшие обрывки рваной бумаги смешались с золой. Еще одно изображение той же девушки, испачканное песком и пятнами краски, валялось на полу. Мэриен подошла к горному пейзажу на мольберте.

– Тут есть ветер, – сказала она. – Не понимаю, как можно изобразить ветер на картине.

Джейми застыл у нее за спиной.

– Не доделано. Не совсем точно. Я так волнуюсь, что у меня пересохло во рту. – Он отпил из стакана, который так и не выпустил из рук. – Я никому не показывал, даже Калебу.

Мэриен положила ему руку на плечо, попытавшись успокоить:

– Ты художник. Настоящий.

Глаза Джейми наполнились слезами. Они отвернулись друг от друга.

– Но даже настоящим художникам нужно иногда мыться, – отрезала Мэриен.

* * *

Вечером появился Калеб. Мэриен уговорила Джейми залезть в ванну и немного поспать, а сама принялась убираться и проветривать дом. Покормила собак и развела огонь. Калеб зашел в кухонную дверь с корзиной, где лежали две форели.

– Миссис Маккуин! – воскликнул он. – Чем обязаны такой честью?

Она зашептала на случай, если Джейми уже проснулся:

– Ты видел его в последнее время? Ты знал?

– Ваше величество взволновано…

– Калеб!

Он поставил корзину на стол.

– Мне хватило возни с Джильдой. Я больше ни от кого не буду прятать бутылки.

Она поставила на плиту сковороду для рыбы.

– Ты должен был рассказать мне. Сколько уже он такой?

Калеб прислонился к стене, скрестив руки.

– Точно не скажу. Месяц? Раньше хандрил, бредил своей девушкой, но в школу ходил и не пил или не так много. Уверяет, будто занимается чем-то важным. Мне не кажется, что тут как у Уоллеса или Джильды. Думаю, он немножко играет.

Из комнаты послышался граммофон Уоллеса, энергичная танцевальная музыка. В дверях показался Джейми со стаканом в руках.

– Не холодно для рыбалки?

– Ты бы не стал ничего больше есть из того, что я могу принести.

– Где ты нашел форель в такое-то время года?

– Она уходит