Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Договорить он не успел, влетела внучка:
— Дедушка! Ложись! Я сейчас медсестре на тебя пожалуюсь.
Мы затопали к дверям. Данилов, тяжело вздохнув, откинулся на подушку, отвернулся к спинке дивана. В прихожке на нас наткнулось какое-то странное существо в чёрной накидке.
— На улице жара, солнце, а она в плаще шастает! — ругнулся Яшка, когда мы вышли на улицу. — Не пойму я этих женщин. А ещё медицинский работник!
— Слушай, Яш, ты лицо её видел?
— А что? Красавица? Я что-то не рассмотрел. Ноги её худые меня напугали.
— Какие ноги? Она же старуха!
— Да. Тем более.
— А мне показалось, что я её уже видел где-то…
— Чудные у тебя знакомые.
— Нет. Точно видел.
— Интересно?
— Она за забором пряталась в тот вечер, когда Егоров диктовал тебе протокол.
— Чего?
— Вот именно. Как она здесь оказалась? От нас она тогда убежала, хотя Егоров орал ей, надрывался…
Мы уставились друг на друга. Если бы на этом наши приключения в тот день закончились!..
VII
Лишь только мы от Деда выбрались, я, что называется, припёр Яшку к стене. Оказывается, ему Титов кое-что поведал про самоубийцу, а этот тип молчок. Хорош приятель, друг ещё называется!
Особо бока разминать ему нужды не было, обошлось нравственным влиянием: Яшка — человек понятливый, оправдываться начал, что огорчать меня не хотел. Ишь, заботливый выискался!
Однако когда он рассказал мне всё, я проникся, понял — было отчего загрустить. Для Деда нашего вся эта петрушка вокруг того трупа оборачивалась настоящей трагедией.
Самоубийца, труп которого мы нашли на помойке, осмотрели с Егоровым и отправили в морг с таким скандалом, имел самое что ни на есть прямое отношение к Деду. Было отчего падать с сердечным приступом. Самоубийца — его подследственный! Более того, незадолго до гибели Данилов изменил ему меру пресечения и отпустил из-под стражи на подписку. У бедняги умерла мать, и Дед, вопреки мнению самого Мигульского, распорядился выпустить опасного арестанта на свободу до суда. А вышло, что на следующий день после похорон его труп отыскался в глухих трущобах «нахаловки».
— Это ещё не всё, — грустил Яшка. — Требухин тот сам обвинялся в убийстве. Титов, правда, сочувствует Деду, говорит, что преступление самоубийца совершил по нужде, сам оборонялся от нескольких нападавших. Но те скрылись, а кто уцелел в той драке, так ничего толком не рассказав, в больнице откинулся. Но потерпевший — человек не простой и не уголовник. Из артели чёрных кладокопателей, ты слышал про таких?
— Мне, Яшка, — сказал я приятелю, — накласть на всех этих кладокопателей, чёрных и белых, без всякой разницы. У меня кошки душу скребут, как только я про Деда подумаю. Вытурят его с работы. Погонят, как пить дать!
— А мы-то здесь при чём?
— А мы!.. — я сжал кулаки. — Мало я тебя воспитывал, Яшка! Не выбил из тебя всей дури! Как был ты гнилой интеллигент, на сетования и кляузы лишь способный, так и прёт из тебя эта вонь!
— Ну ладно, ладно, — попятился от меня Рубвальтер. — Сам-то что можешь предложить? Ты, праведник великий!
— Я не знаю, — голова моя ничего не соображала, как я ни напрягал извилины в мозгу. — Но надо Деду помогать. Для начала добудем ему постановление, что он просил, и разведаем все детали и подробности.
— А чего его добывать-то, — сплюнул Яшка. — У меня в папочке по стажировке оно подшито. Я собираю копии всех документов. Мне ещё Егоров разрешил.
— Башка ты, Яшка! — огрел я его по спине, и мы бросились в общежитие.
Данилов, когда мы бумагу принесли, выхватил её из рук Яшки, бегло пробежал глазами, закашлялся:
— Я так и думал…
— Что-нибудь неправильно? — заволновался Яшка. — Я под диктовку, и Кирьян Спиридонович всё мне медленно…
— Будь моя воля, я бы этого хохла близко к следствию не допустил! — сверкнул глазами Данилов.
— Дедушка! — Анастасия потеребила деда за плечо и тут же погладила маленькой ручкой по седой шевелюре. (Ну, прямо идиллия, святое семейство! Мы с Яшкой поморщились и отвернулись.)
— Я записку напишу Ивану Алексеевичу. А вы передайте. Только никому ни слова! — Данилов смерил нас суровым взглядом. — Поставлю дополнительные вопросы эксперту. Ясно?
Что ж тут разуметь?.. Для этого всё и затевалось. Мы с Яшкой не подростки из детского сада. Даже обидно стало. Дед не верил в самоубийство, вот и закрутил всю эту колобродь. Только вот на глаза Мигульскому с этой записочкой нам обоим попадаться не особенно хотелось. Во-первых, он видел, как мы филонили у бочки с пивом в тот печальный для всех день, и, конечно, начнёт интересоваться, что это доблестные стажёры делали там в рабочее время. Во-вторых, прочитав вопросы, дополнительно поставленные эксперту Дедом, мы поняли, что невольно влезли в большое дерьмо, которое может быть бездонно глубоким и мерзким… А выбираться из него нам, малькам, букашкам, ох как будет тяжко. И по силам ли?..
Яшка вспомнил, что ему надо срочно на главпочтамт, у него, оказывается, переговоры с родителями заказаны. Мать от любимого сыночка слова доброго месяц не слышала, отчаялась вызвать к телефону телеграммой. Что мне оставалось делать? К Мигульскому я отправился один.
VIII
С восьми, как миленький, я отирался у дверей районной прокуратуры, опередив даже бабу Нюшу.
— Светопреставление прямо! — не поверила собственным глазам старушка. — Это что же делается?
— Что? — я изобразил как можно более невыразительное лицо.
— Каким ветром это тебя принесло в такую рань? Ну как на пороховой бочке! Опять что-нибудь стряслось?
— Ничего не случилось.
— Скоро вашей стажировке конец? Хоть передохнём.
— Обижаете, баба Нюша. Скучать без нас будете.
— А чем с Иваном Алексеевичем разговор-то вчерась закончился? Дождался ты его?
— Вот. Вы наблюдаете результаты.
— Наконец-то, — успокоилась старушка. — Нашлась на вас твёрдая рука. Егорова вы ни во что не ставили. Титов тоже не указ. Ну теперь Мигульский за вас!..
Она, не договорив, охнула и застыла вдруг, как китайская стена, вперив очи мимо меня.
— Чего это? Свят, свят, свят!
Я повернулся.
К прокуратуре от трамвайной остановки ковылял мой друг Яшка. Узнать его было очень нелегко. Был он с повязкой на лбу, как дальневосточный партизан, и с костылём под мышкой.
— Тебя что, столбняк прошиб? — Яшка мрачнее тучи, не здороваясь, хотел продефилировать мимо, но меня уже разбирал хохот.
— Час от часу не легче! — схватилась за голову завканцелярией. — Один весь побитый, второй с ума сходит от смеха. Вы уж разберитесь тут без меня, только на глаза Мигульскому не попадайтесь. Кончится ваша стажировка раньше времени.