Всё это как с листа выдал стажёрам прожжённый, испытанный подобными житейскими буднями Егоров, ему не впервой такие передряги распутывать. Холмсом не надо быть, до чего бабы коварные попадаются! И в петлю из-за них, и на дно с булыжником на шее, а уж стреляться — самое первое дело. В прокуратуре области Яков Готляр, зональный прокурор, как-то обобщение делал этих самых, на себя руки наложивших, изучал, анализировал. Семинар потом проводил подробный, впечатлил деталями. Их, кстати, девяносто из ста самоубийств у мужиков происходит на почве паскудной ревности. Правда, врать не стоит, все по пьянке. А какой же дурень трезвым из-за них стреляться будет?..

Кирьян Спиридонович рукавом утёрся — щёки забрызгал слюной, с таким усердием молодых специалистов просвещая, перевёл дух; затянулся его экспромтный лексион, однако начинающим, коли сами пожелали с ним ехать, не помешает. Пусть знают, что у него все выводы не только на научной основе базируются, но и анализом руководящих кадров сверху подтверждены.

Говорить он давно закончил, вот уж и уставший Рубвальтер с коленей поднялся, а Гребёнкин не появлялся.

— Закуривай, молодёжь, — скомандовал Егоров стажёрам, а сам пошёл к мазанке без крыши, присел на покосившуюся скамейку, та заскрипела под его телом, но уцелела.

— Сидайте, хлопчики, — Егоров сунул леденец в рот, сам он табак считал великим злом. — Как я вам это дело раскрутил! Кумекаете?

— Обрез вот только… — промямлил Белов.

— Чего?

— Обрез не вяжется.

— Это почему же?

— Зачем ему из обреза? Я у Ивана Степановича журнальчик читал, там все самоубийства из охотничьих ружей, а военные — из табельного. Где ж он обрез взял? Бандит?

— И записка? — шмыгнул носом Яшка. — Экспертизу бы по почерку назначить…

— Родственники скажут, — отмахнулся Егоров, но голову почесал. — Записку узнают. А обрез?..

Он наморщил лоб. Но быстро нашёлся и заулыбался во всю физиономию.

— Правильно, бандит! Дополнил ты меня, хлопчик! Молодец! Аккурат, бандит и есть. Разве хороший человек станет себя убивать?

Егоров покосился на ущербные развалюхи вокруг без окон и дверей, без людей и живности — сплошь пустырь, на кучи зловонного мусора и отбросов, столбы и те с порванными проводами, сплюнул:

— Да ещё на такой помойке.

IV

— Тебе бы сегодня заболеть, — спустилась ко мне в подвал расстроенная баба Нюша.

— А чего? — я только примостился в углу перекурить.

— Скандал там у них, — кивнула она наверх. — С вас, студентов, спрос хоть и малый, но Дед наш бучу поднял. На Кирьяна Спиридоновича ругается. Обычно не слыхать, а тут, видать, проняло. Вы что вчерась набедокурили?

— Да вроде…

— Как это вроде! — старушка не сдержалась. — На грузовике в резалку покойника одного отправили. Без сопровождающего!..

Я опустил голову: вот чёрт! Пожалел нас с Яшкой Егоров, махнул рукой, когда мы по дороге ближе к общежитию выскочили на ходу, а сам, видно, из-за позднего часа тоже поленился в морг ехать.

— Шофёр-то сгружать отказался! Там его ещё тащить, — сверкнула глазами старушка. — Крик поднял, не нанимался, мол. Сторож ему грозить, а всё без толку. Тот в областную милицию звонить, дежурных разбулгачил. А тех хлебом не корми, дай отличиться — они самого Игорушкина на ноги подняли!..

У меня, как пишется в английских романах про ужасы, внутри от её слов не только похолодело, но и сам я застыл, подобно стоунхенджскому булыжнику. Чую, и пальцы коченеют, и нос в сосульку превращается. Ну залетели!..

— Вот отчебучили, так отчебучили! Прокурор области отыскал кадровичку среди ночи, та Деду нашему дозвонилась, его дежурство-то. А тот ни слухом ни духом.

Она б уничтожила меня грозным взглядом (баба Нюша под стать Мигульскому, если разойдётся!), но что-то её удержало.

— К нам сейчас приедут разбираться, а там точно всех на ковёр к Игорушкину потащат.

— А чем же дело кончилось? — только и нашёлся я спросить. — С трупом-то как? С самоубийцей?

— Да что с ним, грешным, станется? — отмахнулась старушка. — Вот Кирьяну Спиридоновичу влетит. И вам с Яшкой лучше на глаза начальству не попадаться. А так… больны и больны.

Я рванул к Рубвальтеру, но Яшка уже был в курсе событий и, конечно, без возражений одобрил моё предложение смыться подальше от места предстоящего кровопролития. Правда, больными прикидываться нам не пришлось, столкнувшись, кстати, с братьями Михайловыми, стажирующимися в соседней Кировской прокуратуре. Мы увязались с ними на семинар к криминалисту Черноборову. Павел Никифорович, хотя нас и не приглашал, но и не выгонит. Тем бы и закончиться тому невесёлому денёчку, однако уготована была ему иная развязка.

У пивного ларька за углом облпрокуратуры, где мы со следователями уже под вечер остановились пропустить по кружечке пивка после семинара, Яшка вдруг ткнул меня в бок локтем так, что я охнул:

— Ты чего? Ошалел от долгого сидения?

— Гляди туда!

Мы все только теперь обратили внимание, как от парадного подъезда прокуратуры области вырулила «неотложка» с красными крестами на боках и с диким воем понеслась мимо нас. Следом рванула знакомая «Волга», в открытом окне которой мелькнула грозная физиономия прокурора Мигульского. Он так на нас глянул, что мы, без того встревоженные, совсем не на шутку затрепетали.

— Это что за концерт? — пошутил кто-то из наших.

Мы с Яшкой молча переглянулись, у обоих мелькнула одна и та же догадка.

— Кирьяна Спиридоновича увезли! — охнул Яшка. — Разделали его на ковре! И нас погонят!

— Выжил бы, — полез я за сигаретами.

— Дай и мне, — попросил некурящий Яшка и застыл, вытаращив глаза.

Я обернулся. Из дверей прокуратуры вывалился живой и невредимый Егоров. И дверью хлопнул так, что мы больше не сомневались в его полном здравии.

— Давай за бочку! — потащил меня за рукав Яшка, но было поздно.

— Эй, хлопчики! — окликнул нас Егоров и, выхватив у Рубвальтера недопитую кружку пива, выглотал содержимое одним разом без передыха.

— Кирьян Спиридонович! — сомлел совсем Яшка. — А кого же там?.. Кого же?..

— Чего? — оборвал его Егоров и схватил новую кружку из рук продавщицы, взиравшей на него с нескрываемым любопытством и сочувствием.

— Кого увезли-то? — спросил я за товарища, так как Яшку заклинило, и он закашлялся. — «Скорая» умчалась только что. А за ней Иван Алексеевич весь не в себе.

— А-а-а, — протянул Егоров, уставившись на нас стеклянными глазами. — Строгача мне влепили. Заявление велели писать.

— А увезли кого?

— Увезли-то? Деда увезли. Кого же ещё? Дак из-за него всё и вышло…