Но вся беда была в том, что он сам не знал, что это закозыри.

Не дрейфь, выход всегда найдется. Всегда най…

На этом его мысль оборвалась. Он стоял у магазина НужныеВещи и то, что видел в витрине, затмило все остальное.

Это была прямоугольная, очень красочная коробка с картинкойна крышке.

Детская игра, предположил Китон. Но детская – не детская,эта игра была связана с лошадьми, и он мог поклясться, что на картинке с двумялошадьми, несущимися во весь опор бок о бок, был изображен ипподром в Люистоне.Если там на заднем плане нарисована не главная трибуна, то тогда он самобезьяна. Игра называлась ВЫИГРЫШНЫЙ БИЛЕТ.

Китон несколько минут стоял перед витриной, словнозагипнотизированный, как ребенок в магазине игрушек перед электрическойжелезной дорогой. А потом медленно шагнул под зеленый навес, чтобы проверить –работает ли магазин в субботу. На двери висела одна единственная табличка и натабличке, вполне естественно, было написано ОТКРЫТО.

Китон разглядывал ее и думал, как когда-то Брайан Раск, чтотабличку оставили висеть с вечера по забывчивости. Магазины, расположенные нацентральной улице Касл Рок, в семь часов утра не открываются, тем более, еслиэто утро субботнее. И все-таки он взялся за ручку. Она легко повернулась.

Как только он открыл дверь, над головой пропел серебряныйколокольчик.

4

– Это не совсем игра, – пять минут спустя говорил ЛилэндГонт. – Вы ошиблись.

Китон сидел в плюшевом кресле с высокой спинкой, на которомдо него сиживали Нетти Кобб, Синди Роуз Мартин, Эдди Уорбертон, ЭвереттФренкель, Майра Иванс и многие другие жители города. Он пил прекрасный ямайскийкофе.

Гонт, оказавшись чертовски милым и гостеприимным хозяином,настоял на этом.

Теперь он, перегнувшись, доставал с витрины коробку. Он былодет в винного цвета смокинг и причесан волосок к волоску, что казалосьудивительным ранним утром. Но он заранее объяснил, что частенько открываетмагазин во внеурочные часы, поскольку страдает бессонницей.

– Еще смолоду, – добавил он, небрежно махнув рукой. – А этобыло давным-давно. – Он выглядел свежим как огурчик, если бы не глаза настолькокрасные, что этот цвет казался натуральным.

Достав коробку, он поставил ее на небольшой столик рядом сКитоном.

– Я обратил внимание на коробку, – сказал Китон. – Похоже,там нарисован ипподром в Люистоне. Я изредка туда заглядываю.

– Любите риск? – спросил Гонт с улыбкой. Китон уже собиралсяотрицать, что когда-либо делал ставки, но передумал. Улыбка хозяина магазинабыла не просто дружеская, она была понимающая, сочувствующая, и ему показалось,что он имеет дело с товарищем по несчастью. И тогда он понял, до какогосостояния психической неуравновешенности дошел, если, пожав руку этому миломучеловеку при встрече, ощутил внезапное и глубокое отвращение, спазмомсодрогнувшее все его существо. В тот момент ему показалось, что он наконецотыскал своего Главного Преследователя. Надо держать себя в руках, так недолгои вовсе спятить.

– Поигрываю, – признался он.

– К сожалению, не могу не сказать того же о себе, – онсмотрел своими воспаленными глазами прямо в глаза Китону, и на мгновениепоказалось, между ними возникло взаимопонимание… А, может быть, толькопоказалось… – Я играл на всех ипподромах от Атлантического до Тихого Океанов иуверен, что на картинке нарисован ипподром Лонгэйкр Парк в Сан Диего. Бывший,правда, теперь там ведется жилищное строительство.

– А-а-а, – протянул Китон.

– И все же позвольте мне показать эту штуковину. Она весьмалюбопытна.

– Он снял крышку и аккуратно вынул из коробки жестянуюмодель ипподрома на платформе приблизительно три фута в длину и полтора вширину. Все это походило на игрушки, которыми в детстве развлекался Китон,японские, дешевые, появившиеся в продаже после войны. Это была точная копиябеговой дорожки, рассчитанной на двухмильный пробег. Вдоль нее шли восемь узкихпрорезей, а в самом начале, у стартовой линии, стояли восемь маленькихоловянных лошадок. Каждая стояла на подставке, припаянной к животу, а другимконцом погруженной в прорезь.

– Ух ты, – сказал Китон и улыбнулся. Улыбнулся впервые задолгое время, а восклицание самому показалось странным и неуместным.

– То ли еще будет, как говорят, – с ответной улыбкойпообещал Гонт. Эта штучка изготовлена в период от 1930 до 35 года, настоящаяреликвия. Но в те времена она была не просто игрушкой для любителей бегов.

– Нет?

– Нет. Вам известно, что такое спиритизм?

– Конечно. Задаешь вопросы, некой поверхности, например,столешнице, а она, как предполагается, отвечает голосами вызванных с того светадухов.

– Точно. Так вот, в годы Депрессии игроки верили, будтоплатформа Выигрышного Билета такая спиритическая поверхность, – Гонт снова сулыбкой заглянул в глаза Китона, и тот неожиданно обнаружил, что не в силахотвести взгляд, как когда-то не в силах был уйти с ипподрома, хоть и пытался.Глупо, правда?

– Да, – ответил Китон, но глупостью это ему вовсе непоказалось.

Напротив, показалось вполне… вполне… Вполне естественным.Гонт пошарил в коробке и выудил оттуда маленький ключик.

– Каждый раз побеждает новая лошадь. Там внутри расположенкакой-то редкостный механизм. Очень сложный, как мне кажется, но безотказнодействующий. Теперь смотрите.

Он вставил ключ в боковое отверстие платформы, на которойстояли лошади, и повернул. Послышался легкий скрежет – звук вполне обыденныйдля заводного механизма. Когда ключ застопорился, Гонт его вынул.

– На кого ставите? – спросил он.

– Номер пять, – Китон подался вперед и почувствовал знакомыйвозбужденный стук собственного сердца. Глупо, конечно, – и очередной признакболезненно-необратимой страсти – но ощущение в точности копировало то, чтовозникало на настоящем ипподроме.

– Ладно. Я ставлю на шестую, – сказал Гонт. – Может быть, мыдля интереса сделаем небольшую ставку?

– Конечно. Сколько?

– Не деньгами. Времена моих денежных ставок давно кончились,мистер Китон. И, кстати, они менее всего интересны. Скажем так: если вашалошадь придет первой, я вам делаю небольшое одолжение. По вашему выбору. Еслимоя – то же самое делаете вы.

– А если выиграет другая – все ставки биты?

– Верно. Готовы?

– Готов, – коротко ответил Китон и напряженно подался ещеближе к импровизированному ипподрому. Стиснутые ладони он крепко зажал междутолстых колен. У стартовой линии располагался небольшой рычажок.