– Да! – завопил он. – Да! Да! Ватрушек! Туалетную бумагу!Все, что угодно! Иди, куда угодно! Только оставь меня в покое!

Она постояла еще некоторое время, теряясь в догадках. Хотеласнова постучать, но передумала. Она уже не была уверена в том, что желаетзнать, чем занимается за закрытой дверью Дэнфорт. Она не была уверена в том,что вообще хочет, чтобы он эту дверь открыл.

Надев туфли и теплое осеннее пальто – было солнечно, нозябко – Миртл пошла к машине. Поехала в загородную пекарню и взяла тамполдюжины ватрушек, глазированных по ее заказу медом, и кокосовые орехи вшоколаде для Дэнфорта. Миртл надеялась, что конфеты помогут ему расслабиться.Они всегда помогали расслабиться ему.

На обратном пути она собиралась заглянуть в витрину НужныхВещей. То, что она там увидела, заставило ее ударить резко по тормозам. Если быв этот момент кто-нибудь за ней ехал, не избежать аварии, В витрине былавыставлена потрясающая кукла. Шторы, конечно, были уже снова подняты, атабличка на двери, без всякого сомнения, провозглашала:

ОТКРЫТО.

Еще бы! Как могло быть иначе?!

11

Полли Чалмерс проводила субботний день в совершенно несвойственной ей манере: в безделии.

Она сидела у окна в плетеной качалке и, сложив руки наколенях, смотрела на улицу. Алан, перед тем как отправиться на дежурство,звонил, рассказал, что заходил в Нужные Вещи и не застал мистер Гонта, спросил,как она себя чувствует и не нужно ли ей что-нибудь. Она ответила, что чувствуетсебя хорошо, что ей абсолютно ничего не нужно, спасибо. Оба заявления былиложью; чувствовала она себя неважно и нужно ей было многое. Прежде всего,лекарство от артрита.

Нет, Полли, прежде всего тебе нужно мужество. Ровно столько,чтобы подойти к любимому мужчине и сказать: Алан, я скрывала правду о том, чтопроизошло со мной в годы, проведенные вне Касл Рок, я лгала тебе о том, что вдействительности произошло с моим сыном. Теперь я хочу перед тобой извиниться ирассказать все, как есть.

Все казалось очень простым, когда разговаривала сама ссобой. Труднее становилось, когда надо было смотреть любимому в глаза или когдапыталась подобрать ключ, который откроет сердце, не разорвав его в клочки,болезненные кровоточащие клочки.

Боль и ложь. Ложь и боль. Два обстоятельства, которые впоследнее время заполонили жизнь. Как ты себя чувствуешь сегодня, Полли?Прекрасно, Алан. Прекрасно.

На самом деле она пребывала в страхе. Не то, чтобы рукидонимали в тот самый момент: она скорее желала, чтобы начали донимать. Боль,как бы ужасна она ни была сама по себе, не столь мучительна, как ожидание ее.

Сразу после полудня она ощутила теплое покалывание впальцах, почти вибрацию. Вокруг суставов образовались горячие кольца и восновании большого пальца тоже. Покалывание медленно, кругами подбиралось коснованиям ногтей. У нее уже дважды было подобное, и она знала, что это значит.Приближалось то, что тетя Бетти, страдавшая той же болезнью, называла тяжелымприступом. «Когда мои руки начинают дергаться, как от электрического разряда, японимаю, что пора задраивать люки». – говорила тетя Бетти. Вот теперь Поллипыталась задраить свои люки, но без особых видов на успех.

На противоположной стороне улицы двое мальчишек ленивоперебрасывались футбольным мячом. Тот что справа – младший Лоис – далнеожиданный пас. Мяч крутанулся в воздухе и опустился на газон перед домомПолли. Мальчик увидел, что она смотрит на них, и помахал рукой, отправившись замячом.

Полли подняла руку, чтобы махнуть в ответ… и ощутилапронзительную боль, как будто угли в камине вспыхнули, подзадоренныенеожиданным порывом ветра.

Боль почти сразу утихла, оставив после себя лишь знакомоепокалывание. Это покалывание казалось ей похожим на трепет воздуха передгрозой.

Боль придет в свое время. С этим Полли ничего не моглаподелать. А вот ложь по поводу Келтона, которую она сообщила Алану… совсемдругое дело. И не то, чтобы она считала, будто правда такая страшная,шокирующая. Не надеялась она и на то, что Алан ей поверил или, во всякомслучае, не подозревал ее во лжи. Конечно, не поверил и, конечно, подозревал,думала она, я видела это по его глазам. Так что же тебе мешает, Полли. Что?

Частично артрит, предполагала она, частично обезболивающиелекарства, к которым она все больше и больше привыкала – оба эти обстоятельстваимели свойство все самое ясное и понятное превращать в труднопреодолимыепреграды. Кроме того, существовали еще обстоятельства: боль, которой страдалсам Алан… и откровенность, с которой он ею делился. Без доли сомнения онпосвятил в свои переживания Полли.

Чувства, возникшие у него по поводу несчастного случая, унесшегожизни Энни и Тодда, приобрели уродливую, неестественную форму, окруженную исдобренную неприятными, иногда пугающими, и уж наверняка отрицательнымиэмоциями, но он все равно поделился ими. Он сделал это, пытаясь выяснить, неизвестно ли ей о психическом состоянии Энни чего-то такого, чего не знает онсам… но вторая причина, по которой он открылся, состояла в его характере: внеумении и нежелании держать камень на душе. Она боялась, как он отреагирует,если узнает, что подобная откровенность ей чужда, не свойственна, что ее душатак же, как руки, подернута преждевременной изморозью. Она поерзала в кресле.

Я должна ему рассказать – рано или поздно, но должна. И несуществует таких отговорок, чтобы этого не сделать, не существует оправданиялжи прежде всего. Таких, предположим, как если бы я убила своего сына…

Она вздохнула – судорожно, как всхлипнула – и снова поерзалав кресле.

Потом поискала глазами мальчиков с футбольным мячом, но ониуже ушли. Полли откинулась на спинку кресла и закрыла глаза.

12

Она была не первой и не последней девушкой на свете,забеременевшей после ночной любовной схватки, не первой и не последней, кто врезультате жестоко поссорился со своими родителями и другими близкимиродственниками.

Они требовали, чтобы она вышла замуж за Поля «Дюка» Шайена,парня, который стал виновником ее интересного положения. Она отвечала, что невышла бы замуж за Дюка, если бы даже он оставался на земле последним иединственным мужчиной. Это была правда, но еще одна правда та, которую ей непозволяла в открытую признать собственная гордость, состояла в том, что Дюк исам не желал на ней жениться. Одна из ее ближайших подруг сообщила, что он снетерпением ждет момента и лихорадочно готовится к нему, когда по достижениивосемнадцатилетнего возраста сможет пойти служить в военно-морской флот… чтодолжно было случиться не позднее, чем через шесть недель.

– Будем называть вещи своими именами, – заявил НьютонЧалмерс и этим заявлением разрушил последний узкий мосток между дочерью исобой. – Он вполне годился для того, чтобы тебя трахнуть и никуда не годится,чтобы жениться, так я понял.