– А Леля что? Как она это восприняла?

– Да плохо, как она еще могла это воспринять, –Ворон горестно взмахнул крылом. – Сперва замерла, словно заледенела, потомвспыхнула, как спичка, кинулась в зал, подскочила к столику, схватила сумочку ипобежала в гардероб одеваться. Только номерок-то от гардероба у ее кавалераостался, так что ей все равно пришлось ждать, пока он ее догонит. Тот свопросами пристает, дескать, что случилось, а она молчит, слезы градом катятся,ничего не отвечает. Ну, парню делать нечего, взял он ее шубку, помог одеться,посадил в машину и повез домой. Всю дорогу молчали. Он на нее страшно обиделся.

– Ну еще бы, – подхватил Камень. – Любой наего месте обиделся бы. А как Леля? Сильно переживала?

– Да уж напереживалась в полный рост, – усмехнулсяВорон. – Ее же хлебом не корми – дай пострадать. Вот уж тут она оттянуласьпо полной программе. Неделю из дому не выходила, Люба чуть с ума не сошла,гадая, что такое с ее деточкой приключилось, не ест, не пьет, лежит на диванелицом к стенке, шалью укрытая, ни с кем не разговаривает. Люба чего только непередумала, пока Леля страдала. И главное: эта поганка ничего матери несказала, не объяснила, хоть бы вранье какое-нибудь безобидное придумала, такнет, молчит, а на все вопросы отвечает, мол, все в порядке, просто грустно.Люба даже решила, что у нее самая натуральная депрессия, и собралась психиатрана дом приглашать, уже и Аэлле позвонила с просьбой порекомендовать толкового иделикатного специалиста. Но тут Леля опомнилась, сообразила, что родители тожепереживают и места себе не находят, и демонстрацию прекратила. Хотя страдать неперестала, но делала это уже в более мягкой форме. Стала из дому выходить, сдрузьями встречаться, есть начала нормально, хотя за стол садилась с постнойминой.

– Знаешь, Ворон, – начал Камень смущенно, – яеще хотел спросить тебя…

– Спрашивай, спрашивай, – подбодрил другаВорон, – не стесняйся.

– Не знаю, неловко как-то… Скажи, а Леля что, до сихпор девица?

– Эк, хватил! – Ворон гортанно расхохотался. –С чего ты взял? Ей уж двадцать шесть лет стукнуло. Где ты видел девиц такоговозраста?

– Но как же… Ты же сам говорил, что ей никтопо-настоящему не нравится, встретится пару раз и разочаровывается. А любит онатолько Вадима. Неужели она без любви идет на близость?

– Слушай, косный ты какой-то, – Ворон горлом издалневразумительный клекот. – Ну при чем тут любовь-то? Близость – этоатрибут жизни. Надо быть как все или не хуже других. Все занимаются сексом –значит, и ты должен. У всех он есть, стало быть, и у тебя должен быть. И потом,интересно же, столько об этом говорят, столько пишут, в кино показывают, надообязательно попробовать. Кроме того, беспорядочная интимная жизнь – это признакбогемности, к которой Леля стремится. Предвижу твой следующий вопрос, которыйты, конечно же, задать постесняешься и будешь мучиться неопределенностью, такчто отвечаю сам: нет, ей не понравилось. Наверное, партнеры попадалисьнеудачные. Или она слишком сильно верит в то, что пишут и показывают, и ждет отблизости невесть чего, а никакого «невесть чего» там и в помине нет, все оченьобыкновенно.

Камень с удивлением слушал Ворона. Откуда такой цинизм?Ворон всегда был романтичным и влюбчивым, к человеческим чувствам относилсятрепетно и никогда столь хладнокровно об интимной сфере не рассуждал. Что это сним? Подобные речи Камень ожидал услышать скорее от Змея, это как раз егорепертуарчик, но уж никак не от Ворона.

– А ты переменился за последнее время, – задумчивозаметил он. – Явно ощущается чье-то влияние. Уж не белочка ли лапкуприложила?

– Оставь ее в покое, – немедленно окрысилсяВорон. – Чуть что – сразу белочка виновата. Да, я провожу с ней время, да,я помогаю ей с детками, да, я приношу питание и развлекаю ее рассказами о том,чего она никогда не увидит, ну и что? Это преступление? Это повод подозреватьее во всех грехах?

– Успокойся ты, никто ее ни в чем не подозревает.Просто раньше ты не был таким… – Камень замешкался, подыскивая слова. Емуне хотелось открыто обвинять Ворона в цинизме.

– Каким? Ну, каким? – дерзко выкрикнул Ворон, навсякий случай перемещаясь подальше и повыше, хотя никакой реальной угрозы отКамня исходить не могло, поскольку он был обречен на полную и окончательнуюнеподвижность.

– Раньше ты любовь от близости не отделял. Для тебя этобыли вещи взаимосвязанные, единые. Помнишь, как ты не хотел про Родиславарассказывать, про то, что он направо и налево Любе изменяет, ты считал, что онпоступает безнравственно, и боялся, что меня это расстроит. А теперьутверждаешь, что близость – это просто атрибут повседневной жизни, которыйможет быть, а может и не быть связан с чувствами. Отчего ты так переменился?

– Так про Романовых насмотрелся, – Ворон отвелглаза. – Вот живут же они вполне спокойно и счастливо, ни о каком разводене помышляют, дружат, всем-всем делятся друг с другом, а близости нет. И чего?А ничего! Никто не умер. Так и живут. Значит, близость для чувств необязательна. Она как-то сама по себе существует.

«Белочка! – осенило Камня. – Ну конечно же, вседело именно в ней. Как я сразу-то не догадался, старый пень? Ворон влюблен внее, но близости у них быть не может, они по-разному устроены. Они простодружат, очень нежно и тепло, но интима между ними нет. Вот Ворон и задаетсявопросом, это у них любовь или просто добрососедские отношения. Как там Змейговорил? Отрицание ценности того, что не получается или недостижимо. Надо же,как интересно бывает: Ворон со Змеем столько лет не общался, а говоритпрактически его словами. Леля слишком сильно верит в то, что пишут и показываютв кино, поэтому ждет от близости невесть чего. С ума можно сойти! Ведь один водин то, что Змей мне говорил про мифы, которыми напичкана мировая культура.Может быть, это и есть иллюстрация тезиса о том, что идеи носятся в воздухе? Ночтобы Ворон думал так же, как Змей… Нет, немыслимо! И тем не менее – факт».

– Я еще вот что хотел уточнить. Ты утверждаешь, чтоЛюба только после того, как Геннадий заболел, впервые спросила Ларису про отцаКостика. Так?

– Ну, – подтвердил Ворон. – А что? Так ибыло. Спросила.

– Неужели действительно в первый раз? – не поверилКамень. – Костику уже два года. Неужто Люба за два года ни разу непоинтересовалась, чей это ребенок? Как-то не верится. Она же в Ларисе такоедеятельное участие принимает, переживает за нее, заботится, а такой важныйвопрос ей ни разу не задала.

– Моя Любочка хорошо воспитана, в отличие от тебя. Ктоотец ребенка – это такой деликатный вопрос, который приличные люди стараются незадавать, хотя, конечно, жгуче интересуются. Люба все ждала, что Лариса сама расскажет,но, видать, не дождалась. И потом, какое это имеет значение для Любы-то? Длянее важно только то, что у Ларисы нет мужа и некому ей помочь, а уж почему унее этого самого мужа нет – это дело десятое.

– Тоже верно, – вздохнул Камень и глубоко задумался.