Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я люблю тебя, Элли, – произнес я.
– О, как торжественно, – сказала она, но я видел, что ейприятно.
– А что Чак Хауленд? – спросил я. – У него будутнеприятности?
– Нет, потому что он в телевизионной комнате смотрит «Доброеутро, Америка» вместе с парой десятков других людей. А я собираюсь улизнуть,как только сработает пожарная сигнализация.
– Только постарайся не упасть и не ударься, женщина. Я себеникогда не прощу, если...
– Перестань болтать чепуху. – На этот раз она поцеловаламеня сама. Любовь двух развалин. Кое для кого из вас это может показатьсясмешным, для всех остальных – нелепым, но я вам так скажу, мой друг: нелепаялюбовь лучше, чем вообще никакой.
Я смотрел, как она уходит, двигаясь медленно и неловко (нопалку она брала только в дождливые дни, да и то если боль была очень сильной, вэтом проявлялась ее гордость), я ждал. Прошло пять минут, потом десять, и,когда я уже решил было, что она струсила или не сработала батарейка детекторадыма в туалете, в западном крыле с резким хрипловатым звоном прозвучалапожарная сигнализация.
Я сразу пошел к кухне, но медленно – торопиться незачем,пока не удостоверюсь, что на моем пути нет Долана. Толпа пожилых людей,большинство из них все еще в своей униформе, вывалила из телевизионной комнаты(здесь ее называли Центром отдыха, как это нелепо), чтобы посмотреть, чтопроисходит. Я обрадо-вался, увидев среди них Чака Хауленда.
– Эджкум, – воскликнул Кент Эйвери, хватаясь одной рукой закостыль, а второй рассеянно хлопая по пижамным брюкам. – Это настоящая тревогаили опять просто так? Как ты думаешь?
– Я думаю, что никто не знает.
И в этот момент трое санитаров прошли мимо, спеша в западноекрыло и крича людям, столпившим-ся у двери в телевизионную, чтобы те вышли изздания и ждали, пока все выяснится. Третьим шел Брэд Долан. Он даже не взглянулна меня, проходя, и это меня бесконечно обрадовало. Когда я спускался дальше ккухне, мне пришло в голову, что команда Эллен Коннелли – Пол Эджкум, пожалуй,переигра-ет дюжину Брэдов Доланов и полдюжины Перси Уэтморов, приданных дляусиления.
Повара в кухне продолжали убирать после завтрака, совсем необращая внимания на ревущую сирену.
– Слушай, мистер Эджкум, – сказал Джордж. – По-моему, БрэдДолан искал тебя. Вы, должно быть, разминулись.
«Мне повезло», – подумал я. А вслух сказал, что я зайду кмистеру Долану позже. Потом спросил, не осталось ли гренок после завтрака.
– Конечно, остались, но они уже совсем холодные. Вы сегодняпоздно.
– Да, – согласился я, – но я голоден.
– Через минуту я поджарю свежие, – сказал Джордж, берясь захлеб.
– Не надо, сойдут и холодные. – Когда он протянул мне парукусков (глядя озадаченно), я поспешил к двери, чувствуя себя мальчиком издалеких лет, когда вместо шко-лы я пошел на рыбалку с кусочком рулета,завернутого в пергаментную бумагу, в боковом кармане рубашки.
Выходя из кухни, я быстро и привычно огляделся в поискахДолана, не увидел ничего подозрительного и заспешил к полю для крокета игольфа, откусывая на ходу кусочки от одного гренка Я замедлил шаги, входя подтень деревьев, а когда пошел по тропинке, мои мысли снова устремились в тотдень – следующий день после ужасной казни Эдуара Делакруа.
В то утро я говорил с Хэлом Мурсом, и он сказал мне, чтоиз-за опухоли мозга Мелинда вдруг начинает всех проклинать и говоритьнеприличные слова... что моя жена позже определила (скорее наугад, неуверенная, что это именно так) как синдром Тоуретта. Дрожащий голос Мурса ивоспоминания о том, как Джон Коффи вылечил мою «мочевую» инфекцию и сломанныйхребет любимой мышки Делакруа, натолкнули меня на мысль о реальном действии.
Но было еще кое-что. Кое-что, связанное с руками Джона Коффии моим ботинком.
Так что я позвал ребят, с которыми работал и которым долгиегоды доверял свою жизнь, Дина Стэнтона, Харри Тервиллиджера, Брутуса Ховелла.Они пришли ко мне на обед, на следующий день после казни Делакруа, и выслушалименя, пока я излагал свой план. Конечно, они знали, что Коффи вылечил мышь,Брут все видел. Поэтому, когда я предположил, что может произойти еще одночудо, если мы привезем Джона Коффи к Мелинде Мурс, они не рассмеялись мне влицо. Дин Стэнтон тогда задал наиболее волнующий вопрос: «А что, если ДжонКоффи сбежит во время поездки?»
– А что, если он убьет кого-нибудь еще? – спросил Дин. – Яне хочу потерять работу и не хочу сесть в тюрьму – у меня жена и дети наиждивении, я должен их кормить. Но больше всего я бы не хотел, чтобы на моейсовести оказалась еще одна мертвая девочка.
Наступило молчание, потом все посмотрели на меня, ожидаяответа. Я знал, что все изменится, если скажу то, что уже висело на кончикеязыка, мы зашли уже так далеко, что отступать было некуда.
По крайней мере мне отступать точно некуда. Поэтому я открылрот и ответил.
– Этого не случится.
– Почему, черт возьми, ты так в этом уверен? – спросил Дин.
Я молчал. Я просто не знал, с чего начать. Конечно, японимал, что об этом придется говорить, но все равно не представлял, какпередать им то, что было у меня на уме и в сердце. Помог Брут.
– Ты думаешь, он этого не делал, правда, Пол7 – Он гляделнедоверчиво. – Ты считаешь, что этот верзила невиновен.
– Я уверен, что он невиновен.
– Но почему, почему?
– По двум причинам, – объяснил я. – Одна из них – мойботинок.
– Ботинок? – воскликнул Брут. – Какое отношение имеет твойботинок к тому, что Джон Коффи убил или не убивал этих двух девочек?
– Я снял свой ботинок и передал ему вчера, – сказал я – Этобыло после казни, когда все немного улеглось. Я протянул ботинок через решетку,и он взял его своей огромной рукой. Я попросил завязать шнурки. Мне нужно былоубедиться, ведь все наши «проблемные дети» обычно ходят в шлепанцах, а человек,который действительно хочет покончить с собой, может сделать это с помощьюшнурков, если поставит такую цель. Об этом мы все знаем.
Они закивали.
– Коффи положил ботинок себе на колени и перекрестил концышнурков правильно, но на этом застрял. Он сказал, что уверен: когда-то, когдабыл мальчиком, ему показывали, как это делается, – может, отец, а может, одиниз дружков его матери, когда отец ушел, но он все забыл.
– Я согласен с Брутом, мне все равно не понятно, какая тутсвязь с тем, убил Коффи близняшек Деттерик или нет, – проговорил Дин.