Я пошла к Дуне.

– Дуняшка, свяжись с мамой по электронной почте,сообщи, что я все сделала и готова приступить к новой работе.

Дуня испытующе на меня поглядела и проговорила:

– Тебе кисло?

– Что?

– Тебе от той папки кисло? Хочешь работой всезаглушить, да?

– А если и так?

– Слушай, я тут думала о тебе.

– Очень тронута.

– Подожди, я не самая глупая на этом острове, можешьмне поверить.

– Я это давно знаю. И что ты надумала, умная голова?

– Ты должна писать сама.

– Это ты мне уже говорила.

– Подожди, – отмахнулась Дуня, она явно былазахвачена своей идеей. – Ты должна написать пьесу!

– Почему пьесу?

– Мне кажется, у тебя получится пьеса. У тебя люди такздорово разговаривают… Диалог классный! Я очень люблю пьесы читать. Я всегоЛопе де Вега прочитала и Кальдерона, и Тирсо де Молину.

– Ну ты даешь! По-испански?

– Конечно, откуда тут русские книги? Вот стихи,например, я читать не люблю. А пьесы, даже в стихах, обожаю. И ты простообязана написать пьесу!

– Но о чем? Я как-то не думала.

– Ты попробуй! Ты напишешь пьесу не просто так…

– А как? – испугалась я.

– Там должна быть отпадная роль для твоего Глеба!

– Роль для Глеба? – ахнула я.

– Именно! Ты только представь себе: ты напишешь пьесу –под псевдонимом, эту пьесу поставят, он будет в ней играть, это окажетсягвоздем сезона, а ты придешь на премьеру, и зрители будут топать ногами,визжать и кричать: «Автора! Автора!» И тогда ты выйдешь на сцену, и твой Глебувидит, что это ты… – захлебывалась Дуня. – Во кайф будет! Ломовуха!Правда, клевая идея?

– Зашибись! – засмеялась я. – Только туточень много всяких сложностей.

– Да какие тут сложности? Ерунда!

– Ну первая сложность – написать хорошую пьесу.

– Не хорошую, а гениальную!

– Это просто исключается, дай бог хорошую-тонакалякать…

– Вот не надо так.

– Как?

– Накалякать! Калякает мама, а ты как раз пишешь. И япросто уверена, что ты напишешь классную пьесу – ладно, пока, может, негениальную, а классную! Это даже лучше.

– Почему?

– Ну гениальную в антрепризе вряд ли ставить будут, и вобычном театре тоже. Гениальную современники не поймут, а вот классную – легко!

– Дуня, ты знаешь, кто ты?

– Знаю. Я классная девчонка.

– Точно! Именно это я и хотела сказать.

– Ты тоже классная. Я сперва подумала, что ты немножкомымра…

– Почему? – расхохоталась я.

– У тебя, когда ты только приехала, глаза какие-томымристые были. Ты не обижайся, правда-правда. Но это быстро прошло.

– А вот ты мне сразу понравилась.

– Это нормально.

– Почему?

– Потому что мне еще мало лет, и у меня… как бы этосказать… слоев меньше.

– Слоев? – не поняла я.

– Ну да. Знаешь, когда дерево спилят, на пне кольцаесть? Вот так и у людей, с каждым годом новый слой нарастает, и чем дальше, темтруднее пробиться к серединке, к тому, какой человек на самом деле.

– Значит, по-твоему, самые загадочные существа –старики?

– Нет, наверное… – задумчиво проговориладевочка. – Старики как раз не загадочные, они уже как дети, многие вовсяком случае. Я про это еще не думала, но, наверное, эти слои нарастают, покау человека сил много, а потом они, наоборот, начинают опадать, как листья.Говорят же: старик впал в детство. Слои опали…

– В этой теории что-то есть. Не знаю, может, она и неоригинальная, может, кто-то до тебя до этого додумался. Я, честно говоря,философию всегда терпеть не могла, хотя я даже не знаю, философия это илипросто…

– Или просто белиберда? – засмеялась Дуня.

– Вот именно.

– Я и сама не знаю. Да ладно, проехали. Но что мне втебе нравится, Саш, – ты не притворяка.

– Это точно.

Должна признаться, что слова Дуни запали мне в душу.Конечно, не детская идея насчет того, что Глеб будет играть в моей пьесе, номысль написать пьесу теперь меня уже не оставляла. Мне действительно лучшевсего удавались диалоги, я это и сама чувствовала, как и то, что на одномдиалоге многое можно построить, не впадая в длинные описания событий и чувств.Сейчас только конец ноября, Эмма обещала приехать ближе к Рождеству, а до техпор я свободна… Однако привычка с утра садиться за машинку уже вошла в плоть икровь, как говорится, да и три курса театроведческого дали необходимыепредставления о законах драматургии. И я решилась. Попробую написать пьесу. Ноо чем? Для начала лучше писать о себе, ведь себя я неплохо знаю. Но что засюжет это должен быть? Я в каких-то выдуманных обстоятельствах? Или же я всвоей собственной жизни? Но что в моей жизни было такого, что может бытьинтересно другим? Моя любовь? Но если выставить напоказ собственные чувства,получится пошлая, слезливая мелодрама. Нет, это будет комедия, комедия о любвиневзрачной дурочки к красивому и умному. Просто многие события моей жизни надоподать, как говорится, с обратным знаком. Все тяжелое, грустное, больноеутрировать до полного идиотизма, который будет вызывать смех… Нет, это не мое,у меня не получится. Лучше всего мне дается легкий, ироничный тон с некоторымизаходами в любовную патетику. А впрочем, что заранее теоретизировать, вдруг набумаге получится что-то совсем иное, я уже знаю, что так бывает.

Я шла по набережной, море бушевало. Зимние штормы мне доМайорки видеть не приходилось, я всегда бывала на море летом. Волны грохотали,подбираясь к парапету набережной, обдавая меня брызгами, и волнующий запахморя, почти не ощутимый летом, здорово бодрил. Мне страшно нравилось гулять втакую погоду, тем более что тут я купила себе чудесную кожаную куртку,оливковую с белым. Мне уже не составляло труда объясняться по-испански вздешних магазинах. А после такой прогулки я любила зайти в кафе, выпитькапучино, посидеть в тепле, особенно мне нравилось кафе под названием «Пепе иХуанита», где горел камин. В доме Эммы тоже был камин, но Вера Ивановнапанически боялась живого огня, и потому мы зажигали его очень редко. В такиеблаженные минуты я часто добрым словом поминала Тараса, который свел меня сЭммой. Но сегодня я впервые подумала: конечно, спасибо Тарасу, но ведь кТарасу-то я попала благодаря Алексу. Да-да, именно Алекс изменил мою жизнь. Всевремя на Майорке я запрещала себе о нем думать. Более того, мой организм инстинктивноотторгал всякие воспоминания именно об Алексе. О Глебе я вспоминала часто, иэто было достаточно больно. А об Алексе – нет. Я как будто о нем забыла. Аможет, и вправду забыла? Мы так мало были знакомы… И так противно всекончилось. На другой день он примчался ко мне, клялся, что все это чепуха, чтоИнга просто редкая истеричка и скандалистка, что меня он любит, хочет женитьсяи все в таком роде, но в душе звучали уже не половецкие пляски, а веселенькаямелодия Кальмана «Красотки, красотки, красотки кабаре». И меня тошнило отпошлости и банальности происходящего. А сегодня я почему-то вспомнила о нем, ивоспоминание было волнующим и приятным. Я как будто вновь ощутила, как онобнимал и целовал меня за секунду до появления Инги. От этого воспоминания поспине побежали мурашки. Нет, к черту, ко всем чертям, с Глебом у меня долгиегоды были хотя бы иллюзии, а с этим с самого начала никаких иллюзий.