Вся эта толпа уничтожила продуктовые запасы в клубе и установила рекорд по количеству ставок. Ставки на Сухаря были с самым низким коэффициентом за всю историю Кальенте. Трибуны вскоре оказались настолько забиты, что перед скачками толпы задыхающихся в давке фанатов рассыпались вдоль ограждения внешней бровки и даже вылезли на трек. Не в состоянии справиться с ними, руководство ипподрома направило их на внутреннее поле. Вдоль ограждений выставили полицию, чтобы фанаты не выбегали на скаковые дорожки перед лошадьми. Фотографы окружили дорожку с камерами наготове.

Скачки закончились почти в тот же миг, как начались. Сухарь стрелой вылетел из стартового бокса и понесся, оставив соперников далеко позади. Ему явно было скучно, и он поводил мордой из стороны в сторону. По словам Ричардсона, каждый раз, когда конь пробегал мимо фотокамеры, он высоко ставил уши и распушивал хвост, пока наездник не напоминал ему, зачем он вообще появился на скаковой дорожке. Под неистовые аплодисменты Сухарь пересек финишную прямую. Ричардсону с трудом удалось заставить коня остановиться и направить его к кругу победителя, где их ждали Ховард, Смит и Бинг Кросби. Кто-то из присутствовавших божился, что, когда Бинг вручал трофей Ховарду, Том Смит улыбнулся. Но это только слухи.

Толпы снова заполонили все дороги, останавливаясь только затем, чтобы подчистить все съестное до последней крошки в ресторане Цезаря задолго до обеда. Машины простояли на границе до поздней ночи. На то, чтобы привести город в порядок, потребовалось два дня.

29 марта 1938 года после триумфа в Кальенте поезд Сухаря прибыл в Танфоран. Несколько сотен фанатов ждали его на станции. Ховард ехал через Бэй-Медоуз. Там он получил телеграмму от Своупа, у которого оказался приятный для него сюрприз. Своуп был верен слову. Он уговорил владельца Бельмонта, Джозефа Уайденера, на проведение скачек, в которых примут участие Сухарь и Адмирал, – гандикапа Предместий в День Памяти 30 мая, с увеличенным призовым фондом в 50 тысяч долларов. Теперь, когда дело сдвинулось с мертвой точки, Ховард почувствовал, что пришла пора занимать жесткую позицию. Он поднял телефонную трубку и позвонил Своупу.

После долгих уговоров устроить такие скачки теперь он отверг предложение Своупа и выдвинул целый ряд требований. Он хочет состязаний один на один. Хочет, чтобы скачки прошли в Бельмонте на дистанции в милю с четвертью, но не в День Памяти, что не вписывается в расписание Сухаря. Он предлагает провести их в какой-то день между 15 сентября и 1 октября. Лошадям должна быть назначена одинаковая весовая нагрузка, предположительно 57,1 килограмма, но решение о нагрузке он оставляет за Риддлом – главное, чтобы обе лошади несли одинаковый дополнительный вес. И призовой фонд должен быть гораздо больше. Когда Своуп услышал цифру, он, должно быть, стал белее мела.

100 тысяч долларов!

И Ховард не шутил. Если Своуп не сможет достать такую сумму, пригрозил Ховард, он отправит Сухаря на определенный западный ипподром, который уже предложил данный приз. Ховард, которого долгое время изводило восточное презрение к западным скачкам, теперь пытался эксплуатировать восточный снобизм. «Бельмонт-парк, ведущий ипподром страны, – сказал он, – никак не может предложить меньшую цифру».

Это было откровенной наглостью. Он требовал королевский выкуп – и при этом блефовал. Парк Голливуд действительно упоминал сумму в 100 тысяч долларов, но Ховард знал, что Сэмюэль Риддл никогда не выставит свою лошадь на скачках на западном побережье. Он рассчитывал на то, что Своупу об этом неизвестно.

Ховард знал, что нужно чем-то заинтересовать Риддла, поэтому серьезно подготовился. Он подошел к решению проблемы по имени Сэмюэль Риддл – как подходил к любой проблеме в сфере коммерции, подгоняя предложение под запросы владельца. Лошади сильно привязываются к определенному скаковому кругу, а Бельмонт был домом для Адмирала и местом, где он показывал наилучшие результаты. Миля с четвертью была оптимальной дистанцией для Адмирала. Ховард знал, что Риддл, как и он сам, мечтает побить рекорд всех времен в общей сумме призовых за один сезон, установленный Сан Бо. И сумма в 100 тысяч долларов будет очень привлекательным призом. Он знал, что Риддл крайне щепетилен в вопросах назначенной весовой нагрузки для своего жеребца. До гандикапа Уайденера Адмирал никогда не нес более 58 килограммов. Риддл установил предел в 59 килограммов и долго и громко возмущался, когда судья на ипподроме Хайалиа назначил для него 59,9 килограмма. Проблема назначенной весовой нагрузки сильно влияла на график скачек Адмирала, а Ховард предлагал, чтобы лошади скакали при любой нагрузке. Имиджу самого Риддла, вовсе не безупречному, эти условия тоже шли на пользу. При таком предложении он может согласиться на все условия Ховарда и покажет себя «хорошим парнем», который уступает требованиям своего придирчивого оппонента, хотя требования должен выдвигать именно он. И наконец, предложение Ховарда давало Риддлу идеальную отговорку. Если Адмирал проиграет, Риддл всегда может сказать, что Ховард диктовал условия скачки. Это было предложением, от которого трудно отказаться.

Кроме всего прочего, осуществить это было тоже довольно сложно. В своем стремлении заставить Риддла сесть за стол переговоров Ховард рисковал шансами собственной лошади. Сам он предпочел бы, чтобы скачки провели на Западе. Если они будут проходить в Бельмонте, Сухарю предстоит за пять дней преодолеть на поезде расстояние в 5150 километров. Кроме того, проблему представлял сам ипподром Бельмонт. Сухарь лишь раз скакал на этом треке, еще под началом Фитцсиммонса, и результат был плачевным. Смит предупредил Ховарда, что длина замкнутого контура Бельмонта 2,4 километра и на дистанции будет только один поворот вместо привычных двух, которые нужно пройти на дистанции в 2 километра на всех остальных ипподромах Америки. Главным козырем Сухаря была скорость при прохождении поворотов. Проход всего одного поворота лишает жеребца этого преимущества{353}. Велика вероятность, что, если Ховард добьется проведения матчевой скачки на таких условиях, его лошади будет сложно победить. Игра была очень рискованной, но Ховард чувствовал, что это его единственный шанс.

Своуп, должно быть, проглотил эту новость с трудом. Ховард так обернул ситуацию, что отказ обошелся бы ему очень дорого. Введенный в заблуждение, Своуп был уверен, что у Ховарда совсем другие условия на уме, поэтому он уже уговорил руководство Бельмонта организовать встречу двух скакунов, и если сделка сорвется, то его репутация в организации может серьезно пострадать. Другой проблемой была реакция публики. Новость о начале переговоров разошлась в прессе еще вчера – Ховард, несомненно, организовал утечку информации, и она вызвала всеобщее ликование. Офисы Комиссии по конному спорту были завалены телеграммами со словами одобрения и поддержки. Газеты были полны историй и рисунков о перспективах исхода такого состязания. Телефон в офисе Своупа звонил не переставая. Бельмонт уже говорил с радиостанцией Си-би-эс, которая предлагала транслировать эти соревнования по всему миру, предсказывая, что слушать трансляцию будут не менее двадцати миллионов. Если сделка сорвется сейчас, на ипподром Бельмонт посыплются нападки. И наконец, Ховард нарисовал унизительную перспективу, что эту эпическую встречу могут организовать где-нибудь на Западе. И Бельмонт может лишиться возможности принимать у себя величайшее спортивное событие в истории, которое гарантированно соберет максимальное число зрителей.