При заходе на дальний поворот Сухарь, не снижая неистовый темп, удерживал лидерство. Он опередил всех. Вульф все поставил на кон, и казалось, что риск оправдал себя. Все остальные участники в замешательстве отступили и беспорядочной толпой скакали позади.

На дальнем повороте Вульф неожиданно почувствовал, что к ним кто-то приближается. Он повернулся в седле и посмотрел назад. Одна лошадь, оторвавшись от всей толпы, бросилась вдогонку за Сухарем – точно так, как Роузмонт годом раньше. Вульф внимательно посмотрел на голову лошади и выпрямился. Он узнал эту морду темно-коричневого окраса, переходящего в черный у кончика носа. Но цвета жокея были другими. Вульф снова повернул голову и вгляделся. Он не ошибся.

Это был Монтировщик.

Его осенила внезапная догадка – жокеи Монтировщика и Униформиста обменялись шапочками{339}. Всю дистанцию Вульф старался догнать лошадь, которая на самом деле находилась сзади него и выжидала удобного момента, чтобы к нему подкрасться. Он слишком рано разогнал Сухаря в погоне за ложным фаворитом.

Наблюдая за происходящим с трибуны, тренер Монтировщика Эрл Санд закричал ликующим голосом: «Мы победили!»{340} Так думал и Ник Уолл, сидя на Монтировщике и наблюдая сзади за Сухарем. Жокей увидел, как тот молнией мчался по противоположной прямой. Он почти не сомневался, что Вульф сошел с ума, а силы Сухаря на исходе. Сам Уолл восседал на свежем, в идеальном состоянии жеребце, не обремененном практически никаким весом. Жокей, раскачиваясь в такт движения своего скакуна, подумал: «Я проскочу мимо него и выиграю, когда сочту это нужным»{341}.

На финишной прямой Вульф, красный от напряжения, гнал Сухаря изо всех сил. Жеребец и его всадник составляли теперь единое целое. Жокей подбадривал коня, умолял его скакать еще быстрее, сливался с его шеей под порывами ветра. Уолл, не отрывая глаз от спины Вульфа, заставил Монтировщика развить предельную скорость. Жокей не понимал, почему его скакун, который мчался на самой большой скорости, какую только он мог из него выжать, с трудом догонял Сухаря. Постепенно Монтировщик сокращал разрыв и наконец поравнялся с Сухарем. Из поля видимости зрителей вдруг исчез низкорослый Сухарь, которого заслонил от них длинный и темный Монтировщик. Казалось, как только он унесется прочь, Сухарь вновь покажется. На трибуне Поллард решил, что это конец{342}.

Однако Сухарь не появлялся. Всю оставшуюся жизнь зрители будут помнить то, что им предстояло вот-вот увидеть, и считать, что они стали свидетелями уникального подвига на спортивных соревнованиях{343}. Они поняли это сразу. Сухарь с огромным дополнительным грузом, проскакавший почти всю дистанцию на скорости, превысившей мировой рекорд, неожиданно ускорился. Он сделал такой мощный бросок, что, по словам одного из очевидцев, создалось впечатление, что «он заново отрывался от ограждения на старте». Монтировщик, как ни пытался, не смог устрашить его.

Толпа на трибунах безумствовала. Мак-Карти, один из немногих комментаторов, которые не перепутали Монтировщика с Униформистом, охрип от крика{344}: «Это Сухарь и Монтировщик. Они отрываются от остальных. Между ними всего лишь… Они почти здесь! Монтировщик скачет быстрее… Но Сухарь не уступает! Он отчаянно борется!»

Поллард не выдерживал напряжения. Он ерзал в своем кресле, задыхался то от страха, то от счастья. В горле стоял комок, а сердце в груди билось так тяжело, что в какой-то момент он даже подумал, что если оно остановится и он умрет прямо в будке комментатора, то скачку все равно не остановят. Марсела побелела и пронзительно визжала. Кто-то сзади, помня о микрофоне, зажал ей рот рукой{345}. Под ними, оцепенев, стоял Ховард. Бинокль выпал у него из рук.

Остальные участники остались далеко позади. Монтировщик и Сухарь бок о бок молниеносно проскакали последние 400 метров за 24,08 секунды, установив рекордное для этого отрезка дистанции время. Уолл устремлял Монтировщика на обгон Сухаря, но тот упорно не сдавался и сам пытался обойти соперника. Сухарь с опущенной головой и прижатыми ушами выглядел довольно-таки грозно. Вульф всем телом навалился на шею коня и делал все возможное, чтобы ему помочь. По мере приближения к проволоке головы жеребцов по очереди опережали одна другую, поэтому преимущество всего лишь в несколько сантиметров ежесекундно переходило от одного скакуна к другому. Линию финиша они пересекли одновременно.

И снова никто не знал, кто стал победителем. И снова долгое томительное ожидание, глухой рокот толпы, мерцающее табло, подтверждающее новый мировой рекорд. И снова тихий свистящий звук, сопровождающий передачу снимка фотофиниша судье. Фотография оказалась размытой и нечеткой. Но судьи-распорядители вынесли решение.

Победил Монтировщик. Над трибунами Марсела и Поллард обняли друг друга и разрыдались, потом жокей взял себя в руки и улыбнулся. Позже он сказал: «Он старался изо всех сил, напрягая каждую частичку тела, каждый мускул. Я горжусь своим жеребцом».

Ховард и Смит словно окаменели в своей ложе. На одном и том же ипподроме два носа в двух скачках, которые Ховард и его жена больше всего хотели выиграть, лишили их 182 тысяч 150 долларов, а Сухаря – титула лошади, получившей самый большой денежный приз в истории скачек. Ховард выдавил из себя слабую улыбку и сказал: «Черт возьми! Не можем же мы все время побеждать».

Ложа прессы пришла в уныние. Большинство репортеров были уверены, что за всю историю скачек ни одна лошадь не сделала того, что показал Сухарь в этом гандикапе. Они считали, что он проиграл только из-за несостоятельности системы распределения весовых нагрузок и явного нарушения правил одним из его соперников. Журналист Сальваторе, освещавший события с ипподромов, написал: «Победу несправедливо отобрали у лучшей лошади».

Легким галопом Монтировщик вернулся на призовой круг. «Это самая лучшая в мире лошадь», – восхищенно высказался Ник Уолл о Сухаре{346}. – Он приложил столько усилий, что мог бы остановить паровоз… При равной весовой нагрузке ни одно живое существо со скаковыми подковами на копытах ни за что не победило бы его».