взаимности в ответ. Однако в сексуальном взаимодействии, где преобладает случайность, ожидание взаимности значительно подрывается именно потому, что норма свободы затрудняет понимание того, следует ли отвечать взаимностью, в какой степени и как.

Свобода выхода из отношений в любой момент превращает будущее в проблему. И поскольку способность представлять себе будущее и предполагать доверие тесно переплетены, становится все труднее это доверие завоевать. Исследования показывают, что доверие значительно возрастает, когда в игре «дилемма заключенного» от людей ожидают сотрудничества после игры457. Иначе говоря, надежды на будущее усиливают стремление к сотрудничеству и доверию. Кроме того, исследования показывают, что доверие — далеко не рациональная игра, а скорее требование, чтобы хотя бы один из двух игроков пошел на риск458. В авторитетной научной статье теоретики менеджмента Роджер Майер, Джеймс Дэвис и Ф. Дэвид Шорман определили доверие как «готовность быть уязвимым перед другим человеком», предполагая, что доверие чаще всего возникает, когда индивидуум желает стать уязвимым459. Если доверие определяется готовностью к принятию риска, то потребность сохранить самооценку заставляет индивидуума более остро осознавать собственную уязвимость и, следовательно, в меньшей степени рисковать460. Как четко сформулировал Диего Гамбетта, доверие — это готовность быть уязвимым к потерям, а не результат рационального процесса осмысления оценки будущей прибыли461. Однако, учитывая господствующую важность независимости для формирования самосознания, уязвимость может быть истолкована как «эмоциональная зависимость», как правило, запрещенная в современной эмоциональной грамматике.

Исторически вопрос о том, кто принимает риск, был прописан в культурном сценарии462. В процессе ухаживания в прошлом именно мужчина с точки зрения культуры должен был идти на риск, таким образом, с самого начала решая вопрос о том, кто становится эмоционально уязвимым, что, в свою очередь, позволяло начать процесс постепенного укрепления доверия (этот риск предполагал исключительное право инициировать отношения). Конечно, эмоциональный риск был неотъемлемой частью патриархата, прерогативой, напрямую обусловленной мужской властью. С исчезновением ритуальной системы ухаживания, организованной патриархатом, вопрос о том, кто принимает риск, остается открытым и решается в ходе переговоров в зависимости от ситуации, а не по культурному сценарию. Доверие, по мнению Никласа Лумана, играет главную роль в уменьшении социальной сложности463. То есть без доверия социальная жизнь превратилась бы, по его словам, в «хаос и парализующий страх»464, и доверие в этом смысле помогает строить предсказуемые, упорядоченные и, следовательно, менее сложные отношения. Современные же отношения, напротив, бессистемны и пронизаны страхом именно из-за краха механизмов укрепления доверия.

Отсутствие или снижение доверия объясняется исчезновением двух культурных особенностей любви: сюжетности и идеализации. Доверие обеспечивает повествовательность, способность организовать чувства и отношения человека в правдоподобную сюжетную линию, поскольку оно вовлекает будущее в его чувства и действия. Недостаток доверия урезает повествование, лишая правдоподобия последующие эпизоды и, таким образом, лишая будущего. Поразительно похожим образом Ричард Сеннетт осветил кардинальное изменение сюжетной структуры в рабочей сфере. Изучив людей, работающих в корпорациях, Сеннетт утверждает, что члены старших возрастных групп оказались более стратегически настроенными и более целенаправленными, тогда как молодые возрастные группы имели более аморфные цели, поскольку их мышление являлось более краткосрочным, ориентированным на настоящее, «выявляющим возможность», а не способствующим развитию».465 Трудность вовлечения в будущее вполне правдоподобным образом перекликается с переходом от идеи «карьеры» к идее чередования рабочих «проектов». Если карьера представляла собой конкретные пути, в процессе которых работники должны были овладевать определенным набором навыков, чтобы эффективно работать и подниматься по служебной лестнице, то проекты являются несистематизированной массой путей, целей и рискованных предприятий, которые требуют от индивидов гибкости, независимости и креативности466. Современные романтическо-сексуальные пути, как мы видели, имеют ту же структуру: они становятся серией «проектов», пробных переживаний, без четкого телоса или встроенного механизма постепенного перехода от одной стадии к другой. Вот почему романтические истории все чаще носят эпизодический характер467. Они развиваются без осознанного, целенаправленного или заявленного решения468.

Ричард, шестидесятидвухлетний американский ученый, рассказывает о знакомстве с мужчиной, который в течение последних двадцати шести лет является его спутником жизни.

В то время я спал со многими людьми. У меня было по четыре-пять отношений одновременно. С ним я тоже переспал, и как-то мы решили отправиться в путешествие. Мы пересекли Америку и ни разу не поссорились во время этой поездки. Знаете, всегда можно понять, что представляет из себя человек, когда вы вместе путешествуете. Мы не ссорились, и в конце поездки я сказал себе: «М-м-м... должно быть, это то что надо». Мы просто остались вместе. Прошло двадцать шесть лет.

Этот гомосексуалист находился в условиях сексуального изобилия и чаще всего рассматривал своих партнеров как взаимозаменяемых. К вступлению в отношения его подтолкнули настоящие совместные переживания, а не сознательное решение, спровоцированное ясной эмоцией. Он сделал это прагматично, благодаря способности отношений «течь», а не посредством сознательной оценки своих собственных чувств и чувств своего партнера. Не заранее прописанные в сценарии действия продвигают отношения «вперед», а скорее бессюжетное «течение», в котором сексуальные партнеры прагматически ориентируются с помощью различных приятных моментов. Это противоречит сюжетной структуре любви с первого взгляда, где сексуальное желание служило ориентиром для создания четкой временнόй проекции в будущее и единого последовательного эмоционального сюжета.

Второе существенное последствие недостатка доверия заключается в том, что он препятствует идеализации, свойственной традиционным идеалам романтической любви. Это связано с тем, что идеализация партнера может восприниматься как угроза собственной ценности, когда самооценка одного человека по отношению к другому не обеспечена и не установлена. Поэтому, хотя авторы Сандра Мюррей, Джон Холмс и Дейл Гриффин утверждают, что «ощущение безопасности и благополучия в отношениях, по-видимому, действительно требует определенной степени иллюзии»469, я утверждаю, что ситуация как раз обратная: способность иметь иллюзии зависит от степени безопасности отношений, или, по крайней мере, от возможности не мучиться неопределенностью, и от способности доверять партнеру. Формирование «позитивных иллюзий» имеет решающее значение для формирования и поддержания отношений, поскольку такие иллюзии приводят к преодолению конфликта, разочарования, неуверенности в себе и к стратегиям психологической защиты личности. Недостаток доверия, напротив, обусловлен тем, что мы можем назвать «негативными иллюзиями» или ожиданием, что отношения могут закончиться.

*

Влюбленность, ухаживание, выбор партнера, совместное проживание — все это коренным образом изменилось в результате институционализации свободы. Такая свобода даже подорвала договорную свободу, в которой брак и близость были организованы в процессе формирования модерна. Эта глава показала, что метафора договора не отвечает требованиям современной сексуальной и