Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Любовь молчала. Ее молчание сказало Лили все, что ей надо было знать: эта женщина не станет ей ничего говорить. Она ее убьет.
Но Лили не собиралась позволять этого, когда ее дети в опасности.
Едва ее нога оказалась на верхней ступеньке, Лили рванула вперед по коридору. Шаги женщины гремели за спиной. Лили дернула дверь хозяйской спальни, заскочила внутрь, налегла всем весом на дверь и поискала замок. Нащупав маленький металлический шпингалет, она толкнула его на место.
С другой стороны Любовь пинала и лупила дверь. Лили продолжала всем телом давить на единственное препятствие, защищающее ее от нападения. Запор тут простой и маленький, он может не выдержать, если кто-то всерьез решит попасть внутрь, а женщина, похоже, не собиралась сдаваться. Она била дверь кулаками, пинала ногами и пыталась проткнуть ножом; к счастью, дверь держалась, и дыхание Любови становилось все более хриплым и быстрым, неожиданно она успокоилась и затихла.
Лили приложила ухо к дверному косяку. С другой стороны не раздавалось ни звука. Как будто Любовь испарилась в воздухе.
Наши дни
Перлайн с Диббсом лежали бок о бок и смотрели, как на поляну вышла женщина, известная им как помощница учителя в классе Грегори Вудса в Гримстоунской начальной школе, мисс Сара Миллс — Безмятежность Финч, бывший член общины «Вечная жизнь». Словно издеваясь над их затруднительным положением, солнце заливало поляну жидким золотом, придавая лицу молодой женщины свечение. Безмятежность Финч была высокой, крепкой и подтянутой, с темно-рыжими волосами и глазами лани. Ее внешность говорила «воспитатель» или «друг», но внутри она прогнила насквозь, способна похитить невинных детей. И факты говорили сами за себя: она толкала тачку, на которой лежали тела Ханны и Грегори Вудсов.
Лицо Грега закрывал капюшон его лягушачьего комбинезона. Лицо Ханны было хорошо видно над ее пижамной футболкой. Оба ребенка выглядели безжизненными, но по цвету лица Ханны и легкому движению ее грудной клетки Перлайн поняла, что та жива. А вот жив ли Грегори?
«Господи». Сердце колотилось, подмышки стали скользкими от пота.
Безмятежность Финч одна, но вооружена: из ее рюкзака торчит коса. Та самая, которая раскроила череп Коннора Раджа. Перлайн встревоженно присмотрелась к оружию, но не удивилась, разглядев на лезвии засохшую кровь. Эта женщина убила Раджа, а значит, она очень сильная. И правда, мышцы рук натягивали рукава ее белой футболки.
Перлайн задержала взгляд на косе. Зачем она взяла ее с собой? Собирается использовать на детях?
Дрожащими пальцами она отправила сообщение с просьбой о подкреплении.
Диббс похлопал ее по руке. Их глаза встретились. «По моей команде», — произнесла Перлайн одними губами.
Он кивнул, достал дубинку и приготовился оттолкнуться от земли. Она сделала то же самое, не сводя глаз с Безмятежности, которая остановилась в трех футах от колодца и, подняв каждого ребенка, выгрузила их из тачки на землю.
Положив детей рядышком, молодая женщина отошла оценить свою работу. Она склонила голову набок и вздохнула.
Ханна и Грегори лежали лицами вниз на твердой земле, как манекены. Они не двигались. Перлайн смотрела, мысленно приказывая телам подниматься и опускаться; тело Ханны слушалось; Грегори нет. Неужели он мертв? Перлайн посмотрела на косу, с облегчением отмечая, что Безмятежность не спешит ее доставать, но понимая, что она может сделать это в любой момент.
Диббс дышал часто и поверхностно, совсем как она. Перлайн показала ему три пальца и одними губами произнесла: «Три».
Женщина по-прежнему не доставала косу из-за спины. Время имело критическое значение. Ошибиться нельзя.
Безмятежность вытянула руки над головой, как будто разгоняя боль. Она вздохнула и подняла лицо к темнеющему небу, закрыла глаза, повела плечами и встряхнула руки.
Перлайн загнула палец. «Два».
Безмятежность опустила взгляд на детей и запела:
Она повторила песенку, на этот раз быстрее. На слове «утопил» она склонилась над Грегори и перевернула его на спину. Капюшон упал с его личика. Сердце Перлайн сделало кульбит.
Это не Грегори Вудс.
Наши дни
В доме стояла тяжелая тишина. В белой комнате не было часов, невозможно было понять, сколько прошло времени. Наверняка не слишком много. Слишком много значило бы, что Любовь покинула ферму и удрала туда, где держит Ханну и Грега. Теперь, когда она знает, что полиция ее ищет, если дети еще не мертвы, она может их убить.
От этой мысли сердце Лили окатило горячей волной ужаса.
Она еще раз прижалась ухом к двери. Ничего. Она ждет уже долго. Любовь ушла. Уже безопасно. Даже если нет, она больше не может тратить время на прятки.
Отодвинув шпингалет, она повернула ручку и приоткрыла дверь. Петли скрипнули, вызвав холодок по позвоночнику, но Лили открыла дверь шире, чтобы выскользнуть из комнаты и шагнула на лестничную площадку. Горизонт чист. Женщина ушла. Сбежала к Ханне и Грегу.
Лили торопливо пересекла площадку. Под кроссовками скрипел пол, но стены зияли пустотой и дом оставался тихим.
Первым делом телефон. Надо найти его и позвонить в полицию. Он остался в кухне. Когда Лили его уронила, то видела, как он закатился под кухонный шкафчик слева от раковины.
Замерев на лестнице, она прислушалась к малейшим шорохам, но дом был пуст, безлюден. Мертв. Женщина ушла.
Вздрогнув, Лили бегом спустилась по лестнице, повернула налево и поспешила в кухню. Тоже никого, белые поверхности и стены душили своей пустотой.
Встав на четвереньки, Лили сунула руку под шкафчик. Пальцы нащупали пыль, паутину и крошки, но не телефон. По шее побежали мурашки. С плохими предчувствиями она уперлась плечом в деревянную дверцу и потянулась дальше, растопырив пальцы по грязному полу, лихорадочно ощупывая. По-прежнему нет. Ничего, кроме пыли и грязи: остатки покинутого дома, брошенного гнить.
Воздух разорвал громкий хруст стекла и чего-то еще.
Лили резко повернула голову.
В нескольких футах от нее стояла Любовь, волосы упали на глаза. Она склонила голову набок и еще раз впечатала пятку в телефон Лили.
Лили попыталась встать, но Любовь сбила ее на пол и села на спину, придавив собственным весом. Она низко наклонилась, вдавив колени в почки Лили, прижала ее лицо к полу и сказала:
— Рассматривайте это как милосердие. Так вы никогда не узнаете, как они умерли.