Ты подталкиваешь меня; хочешь узнать меня так же сильно, как я хочу узнать тебя.

— Ну, я считаю, это как Санта-Клаус.

— То есть?

— Ребенком я в Санту не верил, потому что, сколько бы ни писал «Кукла Джи-Ай Джо», сколько бы ни обводил желание красным карандашом… В общем, мама отрезала: «Ты в куклы играть не будешь».

— О господи!

Я рассказываю тебе о том, что моя мать жила работой, над нашими головами пролетает ворон, а моя мать, скорее всего, уже умерла.

— В общем, я помню тот момент… Когда ты только начинаешь осознавать мир… и видишь мальчика на детской площадке, он старается вести себя хорошо, потому что верит в Санту. А потом видишь его маму, у нее с собой сладости, на мальчике новенькие кроссовки… Разумеется, он верит в Санту. Потому что Санта приходит к нему каждый год. Так же, как у него есть основания верить, у меня есть причины для сомнений.

Ты берешь меня за руку. Ты больше не боишься встретить знакомых, и ты не просишь других подробностей моего дерьмового детства. Ты знаешь, что мне нужно твое тепло, и делишься им, а потом вздыхаешь.

— А у меня были куклы «Глэмор гэлз»[30].

— Я видел их у тебя в «Инстаграме».

Мне нравится, что я могу это произнести и ты не назовешь меня маньяком; и наша прогулка, наша беседа — это награда для меня за то, что вел себя хорошо, даже когда мир обходился со мной жестоко. Ты рассказываешь о худших в мире куклах: ни работы, ни увлечений, только бальные платья и пышные прически, а потом ты крепче хватаешься за мою руку.

— Кое-что мне все-таки нравится в моем муже.

Он уже бывший муж, и свидание у тебя не с ним, но ты в своем репертуаре. Вечно размышляешь. Вечно «ага».

— И что же?

— Хижина с крышей. Номи хотела ее на Рождество, и даже когда мы отказались воровать крышу, она твердила, что хочет в подарок только крышу, крышу, крышу. Фил вроде бы от нее отмахивался, а рождественским утром он вытаскивает из сарая гигантскую коробку. Понимаешь, он ведь никогда в жизни даже не прикасался к оберточной бумаге… И вдруг — крыша для Номи. Покрытая травой… он даже сделал несколько крошечных цветочков. Это был подарок не только для нее, но и для меня.

Мое сердце бледнеет, хотя минутой раньше алело красным, и у нас свидание, а ты смотришь в небо, хотя должна смотреть на меня, и я не могу вернуться в прошлое и построить для Номи чертов домик с крышей, а теперь она уже слишком взрослая, и ты вздыхаешь.

— Прости, — говоришь, — я болтаю чепуху.

— Вовсе нет.

И все же ты отпускаешь мою руку. Ты останавливаешься, и ты дрожишь от холода. Сейчас ты скажешь мне, что не можешь бросить мужа, и все из-за одного гребаного подарка, который он сделал на Рождество сто лет назад и который ничего не значит, потому что в праздники на подарки все горазды. Почему мужчин хвалят за то, что они раз в год вынули тарелки из посудомоечной машины и построили для дочери кукольный домик, как будто одно доброе дело компенсирует целый год жизни рядом с ЭГОИСТИЧНЫМ НАРКОМАНОМ? И тогда ты берешь меня за руки.

— Джо, я не могу притворяться, что его не существует.

Зато притворялась, что не существует меня.

— Я знаю.

— И не хочу обвинять его во всех смертных грехах.

Но он виноват.

— И не нужно.

— И не хочу одергивать себя каждый раз, когда о нем вспоминаю, потому что… знаешь, теоретически… ты можешь где-то с ним столкнуться.

Уже столкнулся!

— Я знаю.

Мое сердце колотится; покойная Меланда сейчас на небесах, а твой муж — нет. Он все еще здесь, и мне однажды придется с ним встретиться, придется рассказать, что мы с ним уже знакомы, и если я признаюсь в этом сейчас, тебе по крайней мере некуда бежать, ведь мы посреди леса.

— Вот что странно в наших отношениях. Я придумала новую версию себя, когда впервые говорила с тобой по телефону, придумала нам с Номи новую историю… Я его будто стерла. Однако большую часть моей взрослой жизни… он был со мной или где-то поблизости. Он — часть моих воспоминаний, и я не хочу тебе врать. И прошу, не закрывай мне рот каждый раз, когда я произношу его имя.

Большинство браков заканчивается разводами, и большинство женщин считает бывших мужей мерзавцами, однако ты — не из большинства. Ты чуткая.

— Не говори глупостей, Мэри Кей. Очевидно, что вас с ним многое связывает.

Ты целуешь меня.

— Ты просто потрясающий, Джо Голдберг.

Да, я такой! Фил уже достаточно испортил наш день, и мы снова шагаем. Идти легко, и я шлепаю тебя по заднице, а ты подпрыгиваешь. Тебе нравится. Я дразню тебя, мол, у нас в лучшем случае прогулка, на поход не тянет, а ты возражаешь, что холм скоро станет круче, а я недоверчиво хмыкаю; ты флиртуешь напропалую, и тут у меня звонит телефон. Чертов Оливер. Ты укоризненно смотришь на меня.

— Что, серьезно?

— Всего на секундочку.

— Я вот выключила телефон перед тем, как выйти из машины, Джо.

— Я не догадался.

— Смысл похода в том, чтобы отключить все гаджеты и наслаждаться моментом, понимаешь?

Я выключаю телефон. Ты улыбаешься, это хорошо; но ты вдруг вытаскиваешь из сумки фотоаппарат «Полароид», и я называю тебя обманщицей, а ты — хитрая лисица.

— Это же не средство связи, — говоришь ты. — Скажи «сыр»!

Ненавижу фотографироваться, да еще Меланда лежит где-то на заднем плане, а мир полон людей и подкастов о преступлениях, и все норовят кого-нибудь в чем-нибудь обвинить… Так и вижу адский заголовок: «УБИЙЦА ПОЗИРУЕТ ДЛЯ ФОТО НА ТРОПЕ, ГДЕ ПОХОРОНИЛ МЕСТНУЮ ФЕМИНИСТКУ».

Только я же не убивал ее, черт возьми, правда не убивал, а ты делаешь снимок и присвистываешь…

— Ого, отличная улыбочка!

Жизнь — для живых, это общеизвестный факт, и мы двигаемся дальше, а ты, взяв на себя роль гида, рассказываешь мне о бункерах, которые находятся за поворотом.

— Базу построили здесь более ста лет назад. Тут была последняя линия обороны Брементонской военно-морской верфи.

— Кровавая история?

Ты улыбаешься, как учительница, читающая лекцию школьникам.

— Здесь вели наблюдения, солдаты отслеживали радиосигналы приближающихся кораблей. Потом тут сделали лагерь для подростков из малообеспеченных семей… — А потом — место для секса. — Затем лагерь для моряков…

Ты смотришь на меня так же, как в первый день, когда ты рекламировала старику книгу Мураками, и я хочу поскорей окончить школу. Прямо сейчас.

— Ты и впрямь много знаешь про свой Форт-Уорд, Мэри Кей.