теперь испускающий последние вздохи. Нет ничего плохого в том, чтобы дать ему отдых, которого он требует. Это будет милосердно.

Кельсер посмотрел на протянутую ладонь, которая колыхалась от пауков, кишащих внутри.

– Впрочем, с кем я разговариваю? – Разрушитель вздохнул и отдернул руку. – С человеком, который не хотел принять свой конец, даже если душа жаждала его, даже если жена жаждала, чтобы он присоединился к ней в Потустороннем мире. Нет, Кельсер. Я не думаю, что ты поймешь необходимость конца. Так что продолжай считать меня злым, если тебе так хочется.

– Неужели ты бы так сильно пострадал, – сказал Кельсер, – если бы подарил нам еще немного времени?

Разрушитель рассмеялся.

– Ты, как подобает вору, вечно ищешь возможность выкрутиться. Нет, я уже не раз давал отсрочку. Итак, я полагаю, в передаче сообщения нет нужды?

– Ну что ты, – возразил Кельсер. – Скажи Распадальцу, пусть возьмет что-нибудь длинное, твердое и острое, а потом воткнет тебе в зад.

– Можно подумать, он сумел бы причинить вред даже мне. Ты осознаешь, что, если бы это зависело от него, никто бы не старел? Никто бы не думал и не жил? Будь его воля, вы все застыли бы навечно, не в силах действовать, чтобы не навредить друг другу.

– Значит, ты его убиваешь.

– Как я и сказал, – с усмешкой ответил Разрушитель. – Это милосердие. Для старика, чьи годы расцвета давным-давно миновали. Но если все, что ты собираешься сделать, – это оскорблять меня, то мне пора. Жаль, что ты окажешься на этом острове, когда придет конец. Полагаю, тебе бы хотелось поприветствовать остальных, когда они умрут.

– Конец не может быть так близко.

– Но, к счастью, он таков. Впрочем, даже если бы ты мог чем-то помочь, ты здесь бесполезен. Какой позор.

«Конечно, – подумал Кельсер. – И ты пришел сюда, чтобы сказать мне это, вместо того чтобы спокойно радоваться, что я отвлекся на свои поиски».

Кельсер с первого взгляда опознал расставленную западню. Разрушитель хотел, чтобы он поверил, будто конец близок и приходить сюда бессмысленно.

Значит, на самом деле все наоборот.

«Охранитель сказал, что он не сможет пойти туда, куда пойду я, – подумал Кельсер. – А ведь Разрушитель подчиняется схожим правилам – по крайней мере, до тех пор, пока этот мир не уничтожен».

Может быть, впервые за много месяцев он сможет сбежать от клубящегося неба и глаз божества-губителя. Он отсалютовал Разрушителю, убрал костер и зашагал вниз по склону.

– Бежишь, Кельсер? – сказал Разрушитель, появляясь на склоне холма, стоя со сложенными руками рядом с тропой Кельсера. – Ты не можешь удрать от судьбы. Ты привязан к этому миру и ко мне.

Кельсер продолжал идти, и Разрушитель появился у подножия холма в той же позе.

– Эти дураки в крепости не смогут тебе помочь, – заметил Разрушитель. – Я думаю, что, как только этот мир достигнет своего конца, я нанесу им визит. Они слишком долго существовали за пределами того, что правильно.

Кельсер остановился на краю новой земли из темного камня, как в том озере, ставшем островом. Этот был еще больше. Океан превратился в континент.

– Я убью Вин, пока тебя не будет, – прошептал Разрушитель. – Я убью их всех. Подумай об этом, Кельсер, по дороге. Когда вернешься, если будет куда возвращаться, ты можешь мне понадобиться. Спасибо за все, что ты сделал для меня.

Кельсер вышел на океанский континент, оставив Разрушителя на берегу. Он почти видел тонкие нити силы, которые оживляли марионетку, давая голос ужасной силе.

Проклятие. Его слова были ложью. И Кельсер это знал.

Но они все равно ранили.

Часть пятая

Айри

1

Кельсер надеялся, что солнце вернется, как только Разрушитель исчезнет с неба, но, пройдя достаточно далеко, он, казалось, оставил свой мир позади – и светило вместе с ним. Небо здесь выглядело пустой чернотой. В конце концов Кельсеру удалось с помощью лоз привязать угасающий костер к концу посоха, который превратился в импровизированный факел.

Это было странно – идти по темной земле, держа посох с костром наверху. Но поленья не развалились, и штуковина оказалась не такой тяжелой, как следовало бы. И не такой горячей, особенно если Кельсер, вынимая ее наружу, не приказывал ей полностью проявиться.

Повсюду вокруг него росли растения, реальные на ощупь и на глаз, хотя и странные: одни с буровато-красными отростками, другие с широкими листьями. Множество деревьев – этакие джунгли экзотических растений.

Здесь иной раз попадались клочки тумана. Присев на корточки, чтобы их поискать, он обнаруживал маленьких светящихся духов. Рыбы, морские растения. Они проявлялись над землей, хотя в океане, на той стороне, наверняка находились в глубинах. Однажды Кельсер встал, держа в руке душу огромного глубоководного существа, похожего на рыбу, только размером со здание, и ощущая ее тяжеловесную мощь.

Это казалось нереальным, но такова была теперь его жизнь. Он бросил рыбью душу и продолжил пробираться сквозь растения высотой по пояс, озаряя путь горящим посохом.

Удаляясь от берега, он все сильнее чувствовал, как нечто тянет к себе его душу. Так проявлялись связи с миром, который он оставил позади. Кельсер знал, не прибегая к экспериментам, что это притяжение в конце концов станет достаточно сильным и не даст ему уйти прочь от берега.

Он мог бы это использовать. Притяжение было инструментом, позволяющим судить, удаляется ли он от своего мира, или же его развернуло во мраке. Теперь, когда у него не было каналов и дорог, с помощью которых можно ориентироваться, иная навигация сделалась маловозможной.

Судя по притяжению души, он держал путь наружу, прочь от родного мира. Он не был полностью уверен, что именно там найдет свою цель, но это казалось лучшим выбором.

Он брел сквозь джунгли несколько дней, потом заросли начали редеть. Наконец он добрался до места, где растения росли лишь изредка. Их сменили странные каменные образования, похожие на стеклянные скульптуры. Зазубренные штуковины часто достигали десяти футов и более в высоту. Он не знал, что они собой представляют. Он перестал проходить мимо рыбьих душ, и здесь, казалось, не было ничего живого ни в том ни в другом мире.

Притяжение к оставшемуся позади материку было все труднее преодолевать. Кельсер уже забеспокоился, что придется повернуть назад, когда наконец заметил что-то новое.

Свет на горизонте.

2

Красться намного проще, когда у тебя, в строгом смысле слова, нет тела.

Кельсер двигался молча, избавившись от плаща и посоха. Он оставил ранец позади, и хотя здесь попадались кое-какие растения, он мог пройти сквозь них, даже не шелестя листьями.

Впереди пульсировала светом крепость из белого камня. Не город, но, с точки зрения Кельсера, достаточно похоже. Свет был странным: он не горел и не мерцал, как открытый огонь. Может, это какая-то разновидность калильного прожектора?