Скрываться смысла не было. Наверняка она его слышала.

– Я здесь, – подтвердил он.

– Ты, как, дышишь? Нормально?

– Нормально, Тина. У меня теперь долго все будет нормально.

– Ясно. Я думала… О том, что ты сказал.

– Рад за тебя.

– Напрасно. Я бы тебе и сейчас вмазала, если б добралась, но… Знаешь, это возможно. То о чем ты говорил.

– Это не просто возможно, Тина. Это случилось. Ты меня кинула … И не только по нашему бизнесу. Знаешь, я тоже кой о чем подумал. Два года ведь немалый срок, нет? Ты не могла все это время играть, какой бы супер ты ни была. Не знаю, чем накачали тебя чи-при, из чего они тебя сделали. Но два года – слишком долго. За это время было и что-то настоящее. Что-то лично твое. А может быть даже наше, общее. И теперь ты все это кинула… Ничего, Тина, это тоже нормально. Чи обещали, что не дадут мне быстро сдохнуть, так что я еще привыкну к этой норме.

В ответ послышался глубокий вздох Жустин. Потом она шмыгнула носом, приложила ладонь к закрытым глазам. Но не более того. И Семен вдруг подумал, что за все это время ни разу не видел ее слез. Нормальных женских слез, хотя поводов для них было в достатке.

– Ладно, – произнесла она, наконец. – Все правильно, рыцарь, все так и есть. Я тоже не знаю, из чего меня сделали. Только догадываюсь… Скажи, ты верил мне тогда? Два года назад?

Семен усмехнулся. Как будто ей действительно требовался ответ.

– А после, до самого конца – верил? Что я – конечно да! Я все это помню, Семен. И про личное и про общее, и даже большее, которого так и не случилось, потому что ты его все это время боялся как огня!.. Все помню. Это ни куда не делось, это все во мне сейчас. А вот что ты видел, по пути сюда на Чи-при, я не знаю. Это было не со мной – с кем-то другим. Это чьи-то чужие руки, чужие слова и чужая память. Я с той стервой не знакома, поверь мне, Сема! Как тогда – поверь! Я больше не она!..

Он молчал. Ответ не требовался, но проклятый ошейник все не затягивался. Жаль, было бы легче, если бы горло сдавила стальная полоса, вместо перехватившего нервного спазма.

– Может быть, я забыла самое главное, – сказала Жустин. – Может я смогла бы оправдаться, или хотя бы объяснить… Но я не помню что. Зато я теперь помню другое, то что было раньше… У меня ведь не было прошлого, Семен, ты не замечал? У тебя было. Ты скрывал, и правильно делал, даже я так и не докопалась до всего. Но оно у тебя было – легкая и никчемная жизнь мажора, отец-миллиардер, особняк на Луне, потом дурацкий подростковый бунт, армия, наконец, война… Это все было на самом деле. О себе я тоже кое-что помнила. Вернее думала что помнила. Однако теперь я знаю точно – все, что я помню до той идиотской заварушки в притоне «Луны-пересадочной», где беспутную дочь председателя профсоюза едва не продали в бордель, все это лишь компиляция, собранная с одной целью – вывести меня на объект. Я ни когда не была на Марсе, и уж тем более не родилась там, не росла в пещерной банде с повадками троглодитов-извращенцев, не выбивалась на верхние уровни через три публичных дома, не заводила там же концы на контрабандистов и пиратов, не бежала на Луну в холодном трюме от зачистки департамента СОС… В таком прошлом мне не чем было бы гордится, но теперь нет и его. Зато у меня появился один единственный мой настоящий день. Не хмыкай, он точно настоящий. Он отличается… Мы тогда были с мамой. На борту – я помню – «Канко-мару». Хоть убей, не знаю, куда и зачем мы летели. Помню только ожидание – там должно быть много интересной и нужной работы. Даже для меня, соплячки, у которой еще краска на дипломе «Université de Strasbourg» не обсохла, а мама все равно взяла с собой. На практику… Кем она работала-то? Потом что-то случилось, потому, наверное, тот день и запомнился. Врезался в мозг, так что и вычистить не сумели. Удар, темнота, крики, сирена… Мамы уже нет. Потом все смолкло – воздух ушел. Только лицо, перед самыми глазами. Лицо старика в прозрачном таком мареве вместо шлема… И страшно! Так страшно, что почти нет боли…

Она замолчала. А Семен так и не открыл рта. Отчасти потому что это все могло быть – и даже наверняка было! – всего лишь новой провокацией, именно в это нужно было верить всеми силами. А отчасти от того что он отлично знал куда шел «Канко-мару», и кем могла быть мать Жустин, если ее дочь закончила «Université de Strasbourg».

Первая и единственная официальная посольская миссия, которую согласились принять на Чи-при. «Вооруженное недопонимание» с Лероном тогда было в самом разгаре, Земле отчаянно были нужны союзники. Если бы с единственным в галактике поставщиком пирокинетика удалось найти хоть какие-то компромиссы… Поторговаться за цену, увеличить квоты на поставки, задержать караван на Лерон-прайм… Хоть ненадолго, хоть один! Ну и конечно подсмотреть и заснять все, что удастся увидеть и подслушать – когда это во время войны дипломаты оставались просто дипломатами?

«Канко-мару» не долетел. Три эсминца сопровождения и посольский транспорт исчезли без следа, как это и бывает в открытом космосе, если команда не успевает передать хоть какие-нибудь координаты. Чи-при извинялись и грешили на флуктуационное астероидное поле – очень редкое явление на подходе к их системе. Земля – на перехват лерским рейдером. Однако с тех пор все официальные контакты происходили исключительно в пространстве Солнечной системы.

Только вот… Не могло это быть правдой. Не могло и все. Ведь иначе вся его оборона, вся его наплевательская стратегия валилась к черту, потому что переставала быть искренней!

– За дешево берешь, мадемуазель Бертье, – выдавил он, отчаянно надеясь, что сарказм прозвучал убедительно. – Не фартовые ты понты колотишь. На гнилой базар я тебе не дамся, так и начальнику своему в уши дуй. Поняла? Нет?

– Сема!..

– Что Сема!? Был Сема да весь вышел, один Чистоплюй остался. А ему твоя слеза ломанная по барабану! Он на психа не разменяется. Думали своего кадра усеку так в вафлю и размякну? Да черта лысого!..

– Размякнешь?.. – она судорожно вздохнула. – Проклятье, Сема! Я дура! Последняя дура! Залилась тут соловьем!.. Не