– Может, и так, – вздохнула Лайма, и в машиневновь воцарилось тяжелое молчание. – Как ты думаешь, террористы, если ониполучили то, за чем прибыли, могут исчезнуть из города уже сегодня?

– Вряд ли. Поспешное бегство насторожит кого угодно.Представляешь, завтра утром выяснится, что какая-то группа музыкантовиспарилась? Теоретически их тогда еще можно будет задержать. Зачем им такойриск? Ребята эти, похоже, хладнокровные, суетиться не будут. Еще и сбацают намчто-нибудь народное на прощание.

– Тогда у нас остается всего лишь один день, чтобынайти их.

Приехав в гостиницу, друзья разошлись по номерам. Лаймаспала беспокойно, ей снились страшные люди без лиц, мертвые охранники икрючконосый якудза, перелетающий через крыши домов на огромных черных крыльях.

Рано утром она поскорее побежала в душ, чтобы смыть остаткиночных кошмаров. Затем заказала себе чашку очень крепкого кофе и включилателевизор, чтобы послушать местные утренние новости.

– Дорогие телезрители, – вещала перед камерой юнаяулыбчивая корреспондентка с микрофоном в руке. – Сегодня в нашем городезавершается уникальный международный музыкальный форум – фестиваль народноймузыки и самобытного исполнительского мастерства. Всех ценителей народноготворчества, всех горожан и гостей Чисторецка ждет чудесный праздник, которыйзакончится красочным гала-концертом и грандиозным фейерверком. Подробнее опрограмме последнего дня этого праздника музыки мы попросили рассказать членажюри фестиваля Григория Борисовича Мельченко.

Рука Лаймы непроизвольно дрогнула, и горячий кофевыплеснулся ей на коленки.

«Запись, – мелькнуло у нее в голове. – Записываливчера утром или даже позавчера. Телевизионщики это практикуют».

– Доброе утро! – В кадре показалась хорошознакомая лысая голова Григория Мельченко. Он поправил очки и, широкоулыбнувшись Лайме, продолжил:

– Оно действительно доброе и радостное, так как сегодняжюри назовет имена победителей конкурса, а многочисленные зрители смогутувидеть выступление лучших коллективов, приехавших в Чисторецк со всего мира.Да, я не оговорился – именно многочисленные. Дело в том, что здесь, нанабережной, недалеко от Летнего театра, сейчас монтируют гигантский телеэкран,благодаря которому посмотреть гала-концерт смогут не только те, кто будетнаходиться в зале театра, но и все желающие.

Камера выхватила картинку набережной, где действительнокипели монтажные работы по установке этого самого экрана. Электронное табло,торчащее рядом, показывало реальное время и сегодняшнее число. Лайма изумленнозамерла с чашкой в руках – это была не запись, это был прямой эфир.

Мельченко был жив. Жив после поездки в Кречетовку, гдесегодня обнаружат, или уже обнаружили, три трупа.

Как только из института с дежурства вернулся Медведь, Лаймапровела короткое оперативное совещание:

– Учитывая все происшедшее за последние сутки,предлагаю следующий план действий. В шесть вечера начинается выступлениефиналистов конкурса, включая «Заводных матрешек». Затем вручение наград игала-концерт, который завершится обещанным грандиозным фейерверком. Народу,учитывая телевизионный экран на набережной, будет очень много.

– Может, отказаться от выступления? – вслухподумал Корнеев. – Опять напрягаться…

– Мы не будем напрягаться. Нас теперь все уважают илюбят. Вот увидишь, после недавнего триумфа все, что бы мы ни сделали, будетвстречено овациями. Выступаем по усеченной программе – я немного поиграю нафортепиано, а Иван – на пиле.

– А я? – возмутился Евгений.

– Скажем, что ты вывихнул палец ударной руки и временноне можешь колотить в бубен. По крайней мере не надо снова красть инструмент свыставки. На самом деле, твоя главная задача – Мельченко. Не спускай с негоглаз. Куда он пойдет, туда и ты, понял? Отправляешься к Летнему театру прямосейчас. Я звонила Синюкову, голову ему заморочила, он мне сказал, что жюри вполном составе готовит поощрительные призы и дипломы. Так что дуй туда.

– Это другое дело, – обрадовался Корнеев. –Палец для конспирации перебинтовать?

– Не стоит. Иван, ты пока отдыхай, тебе надо выспатьсяпосле дежурства. К четырем часам подгребай к Летнему театру. Я тоже буду там –попытаюсь все-таки вступить с Мельченко в непосредственный контакт.

– Никто не поверит, что он тебя заинтересовал, – ссомнением заменил Иван.

– Я конкурсантка, а он член жюри. Этого вполнедостаточно, – возразила Лайма. – Однако будем наготове – рольМельченко во вчерашней драме пока непонятна. Двое из трех ученых мертвы, такчто…

– А когда же я займусь обработкой информации, котораянакопилась в нашем волшебном сундучке? – неожиданно всполошился Корнеев,любовно поглаживая плоский, похожий на маленький «дипломат», прибор. –Иван сработал отлично, как настоящий специалист в области информационной безопасности.

– Скорее, информационной опасности. Могли ведь изасечь, – проворчал Медведь.

– Если ты выполнил все мои инструкции –исключено, – заявил Корнеев.

– Сейчас не время прослушивать записи. Нужно следить заМельченко. Только будь осторожным, – попросила Лайма. – ГригорийБорисович, возможно, не так прост, как нам всем казалось.

Обаять Мельченко оказалось плевым делом. Лайма улучиламомент, когда ученый вышел в фойе, и скользнула к нему с ясной улыбкой наустах:

– Григорий Борисович!

– Да-да?

– Я видела вас в жюри, вы такой известный ученый… Мнеочень захотелось с вами познакомиться, – не стала ходить вокруг да околоЛайма.

Мельченко, меньше всего напоминавший героя грезпривлекательных блондинок, слегка опешил.

– Ну… Давайте познакомимся, – сказал он и несколькораз моргнул.

– Меня зовут Лайма. Знаю, вы страшно заняты сейчас. Номожет быть, мы встретимся позже? Поболтаем за ужином после концерта? Скажите, акакую кухню вы больше всего любите? Европейскую? Или китайскую? – Лаймаподошла так близко, что почувствовала запах зубной пасты, которой ГригорийБорисович утром надраил резцы.

– Итальянскую, – проблеял Мельченко.

Взглянув в ясные серые глаза новой знакомой, он мгновеннопотерял ориентацию в пространстве.

– Так вы свободны сегодня вечером? – напирала та.

По виду Мельченко нельзя было сказать, что он снедаемраскаянием или тревогой. «Либо он потрясающий артист, – думалаЛайма, – либо находится в состоянии прострации. Если вечером он свободен,значит, вполне распоряжается собой и своим временем. И никто ему не указ».

– Я свободен, – заявил Григорий Борисович и потерлысину, сделавшуюся бархатной от мелких бисеринок пота. – Но как я васнайду?