контролировать, иначе вы наворотите дел. Я сам этим займусь. И вообще, вам очень важно найти взаимопонимание с руководителем. Вы, можно сказать, будете с ним одним целым. Поэтому мы будем работать бок о бок. Вместе проводить как рабочее, так и внерабочее время. Вместе завтракать, обедать и ужинать! Вы даже ночевать у меня в квартире будете, если случится срочная работа. А она случается постоянно.

— Родион Романович! — пищит шокированный Мулькин, но безопасник грузно наступает ему на ногу тяжелым ботинком. Мулькин багровеет и замолкает.

Вздыхаю.

— Вы слишком много требуете, Родион Романович. Но если нужно — значит, нужно!

— Так-так, отлично, — радуется Ремезов. — Приятно встретить такую готовность служить на благо фирмы.

— Но вы обязаны как-то компенсировать мне часы переработки, — говорю строго.

— О, не беспокойтесь. Это мы обсудим. Вы не будете разочарованы. Еще вопросы?

— Да. Отпуск мне полагается?

— В принципе, да. Но вам придется очень много работать. И мне тоже. Поэтому в отпуск мы тоже будем ездить вместе, чтобы не прерывать трудовой процесс.

Мулькин, кажется, сейчас в обморок упадет. Он смотрит на шефа так, словно хочет вызвать для него неотложку.

— А командировки будут?

— Это не исключено. Но, видите ли, мы расширяемся, экономим на всем. Самолет мы вам оплачивать не сможем. И поэтому, если мы вас отправим, например, в Сан-Марино, вам придется добираться туда на электричках.

— Сан-Марино?! — сдавленно шепчет багровый Мулькин. — Какие дела у нашей фирмы в Сан — Марино? Это вообще где?

— Где-то в районе Италии, — объясняю с готовностью. — Итальянцы делают отличную строительную технику. Наверное, Родион Романович хочет обменяться с ними опытом.

— Очень хочу, — подтверждает тот.

— И последний вопрос. Меня будут штрафовать за провинности?

— Постоянно.

— В тренажерке заставите отрабатывать?

— Посмотрим. Не обязательно в тренажерке. Каждый случай индивидуальный. Для вас я придумаю что-нибудь особенное.

Он смотрит на меня многозначительно, не мигая, так пристально и горячо, что я вспыхиваю, как маков цвет. Отчего-то мне очень хочется, чтобы Родион Романович поскорей наложил на меня индивидуальный штраф. Наверняка это будет нечто незабываемое.

— Что ж, давайте закончим, если у вас не осталось вопросов, — говорит Родион Романович. — Все свободны.

Мулькин встает и возмущенно пыхтит. Все пошло не по его плану.

— Родион Романович, при всем уважении, я не понимаю, что такое сейчас было! Это слишком даже для вас.

А вот безопасник мигом все просек. От сдерживаемого смеха у него даже лицо перекосило.

— Идем, Борис Борисыч, покурим! Я тебе все объясню, — он подталкивает эйчара между лопаток и гонит к двери.

И что дальше? Я не знаю. Пячусь к двери, чтобы тоже уйти. Я ошеломлена не менее Мулькина.

— Татьяна Павловна, попрошу вас остаться, — внушительно требует Ремезов. — Мы еще не договорили. Заодно покажу наш офис и ближе познакомлю вас с вашими обязанностями.

— Так вы меня… приняли?

— А вы в принципе согласны на наши условия?

— Еще не решила, — упрямлюсь я. Родион мало меня уговаривал! Я не удовлетворена. — У меня есть еще некоторые вопросы.

— Но вы хотите задать их мне наедине, верно?

Ремезов подходит ко мне и придерживает за локоть. От его взгляда у меня сдавило грудь и стало горячо в животе. Кажется, наше собеседование вот-вот перейдет в очень интимную фазу.

— Давайте подышим воздухом.

Он ведет меня к окну, которое одновременно дверь. Распахивает створки, ведет дальше, и я замираю.

— Мы на крыше самого высокого здания в городе, — негромко говорит Родион. — Помнишь, ты мечтала сюда забраться?

— Да…

От панорамы дух захватывает. Город виден до самых окраин, вдалеке пламенеет оранжевый закат, а небо над нашими головами темно-синее, бездонное.

Ветер треплет мои волосы, остужает горящее лицо. Родион опирается рукой о перила и поворачивается ко мне.

— Итак, Таня… ты сделала это. Прошла собеседование повышенной сложности.

— Родион, это ведь ты все подстроил, признайся уже!

Он кивает.

— Да, письмо с вакансией я скинул. Но не верил, что ты откликнешься и придешь. Ты меня удивила.

— Надеюсь, приятно.

— Конечно.

Его глаза приобретают опасный блеск. Он делает шаг ко мне, и я невольно подаюсь навстречу.

Меня втягивает в поле его гравитации. Вот-вот я сорвусь с орбиты и произойдет катастрофа! На меня нахлынул восторженный ужас.

— Почему ты не появлялся эти дни? Я очень тебя ждала, — шепчу я, глядя ему в глаза. — Взял и устранился. Что за гордая выходка? Мне это не понравилось.

Родион как будто смутился.

— Таня, буду откровенен. На самом деле я боялся.

— Ты? Боялся?! Вот так номер. И чего ты боялся?

— Того, что я и мои причуды тебе надоели. Что ты прогонишь меня. Что назовешь эксцентричным эгоистом. Попросту говоря — придурком.

— Это и есть твой главный страх? Быть непонятым?

— Да, почти.

— Ты уже с этим сталкивался в прошлом, верно?

Он кивает.

— Разве тебе не безразлично мнение окружающих?

— Мне не безразлично именно твое мнение. Сложно выдержать такого, как я. Ты сможешь?

— Я хочу только такого, как ты. Потому что мне очень нравятся твои причуды.

— А мне нравишься ты. Таня, я тебя люблю.

Его слова так меня потрясли, что я не знаю, что ответить. И потому начинаю молоть вздор.

— Это ты серьезно? Или это тоже психологический прием для проверки кандидатов на должность?

— Думаешь, я это всем кандидатам говорил?

— Вряд ли. Тот блондин и брюнет явно не в твоем вкусе. А вот девушка…

— Она вылетела первой. Слишком выпендривалась.

— А я нет?

— А ты — нет. Пожалуйста, продолжай в том же духе.

— Все равно как-то не верится…

— Я тебя люблю, — повторяет Родион лучшим своим начальственным тоном. — Но на работу все равно не возьму. У меня же принципы. Никаких шашней с сотрудницами.

— Ну, знаешь!

— Поэтому придется тебе выполнить еще одно условие. Чтобы все стало иначе, серьезно. Татьяна Павловна… — и он вдруг опускается на колено. — Вы готовы выйти замуж за своего босса, если это потребуется для работы?

— Родион! Я… я… не могу ответить! — говорю слабо. Все это как во сне. Так не бывает!

— Мне надо подумать. А вдруг я другую работу себе найду? Где условия получше?

— Тебе все равно нужно выйти за меня замуж. А то вдруг тебя и на другом собеседовании спросят: почему в двадцать шесть лет ты еще не замужем?

— Ну и аргумент!

— Хорошо. У меня есть еще один.

Он поднимается, решительно притягивает меня к себе и целует.

И это уже не просто игра. Я потрясена его напором и пылом. В его поцелуе и страх, и надежда, и горячее желание.

…Наверное, мы целовались целую вечность — не знаю. Я потеряла счет