Глухо мычащий, шевелящийся сверток был поднятв воздух, перекинут через широкий, как конская спина, загривок, и ПолинаАндреевна почувствовала, что ее куда-то несут. Покачиваясь в такт широкиммерным шагам, она сначала еще пыталась биться, издавать протестующие звуки, нов тесном куле особенно не потрепыхаешься, да и стоны, приглушенные кляпом игрубой мешковиной, вряд ли могли быть кем-то услышаны.

Скоро ей сделалось плохо. От прилива крови ксвесившейся голове, от тошнотворной качки, а более всего от проклятой рогожи,не дававшей как следует вдохнуть и насквозь пропитанной пылью. Полина Андреевнахотела чихнуть, но не могла – попробуйте-ка, с кляпом во рту!

Хуже всего было то, что похититель, кажется,вознамерился утащить свою добычу в какие-то несусветные дали, на самый крайсвета. Он всё шел, шел, ни разу не передохнув, даже не остановившись, и не былоконца этому мучительному путешествию. Теряющей сознание пленнице сталомерещиться, что остров Ханаан давно остался позади (потому что негде на нем былоразместиться этаким просторам) и что великан марширует по водам Синего озера.

Когда госпожа Лисицына от тошноты и нехваткивоздуха уже всерьез собралась лишиться чувств, шаги неведомого злодея из глухихстали скрипучими, а к покачиванию от ходьбы прибавилось еще и дополнительное,как если бы заколыхалась сама земная твердь. Неужто и вправду вода, пронеслосьв гаснущем рассудке Полины Андреевны. Но тогда почему скрип?

Здесь тягостное странствие наконецзавершилось. Рогожный сверток был безо всяких церемоний брошен на что-тожесткое – не на землю, скорее на дощатый пол. Раздался лязг, скрип проржавевшихпетель. Потом пленницу снова подняли, но уже не горизонтально, а вертикально,причем головой книзу, и стали опускать то ли в дыру, то ли в яму – в общем, внекое место, расположенное много ниже пола. Полина Андреевна стукнуласьмакушкой о твердое, после чего куль был отпущен и грохнулся на плоское. Сверхуснова заскрипело, заскрежетало, захлопнулась какая-то дверь. Раздался гулкийзвук удаляющихся шагов, словно кто-то ступал по потолку, и стало тихо.

Лисицына немножко полежала, прислушиваясь.Где-то близко плескалась вода, и воды этой было очень много. Что еще можно былосказать о месте заточения (а судя по лязгу двери, пленницу явно куда-тозаточили)? Пожалуй, оно располагалось не на суше, а на некоем судне, и водаплескалась не просто так – она билась о борта или, может, о причал. Ещенапрягшийся слух уловил тихое попискивание, почему-то ужасно Полине Андреевнене понравившееся.

Покончив со сбором первоначальных впечатлений,она приступила к действиям.

Перво-наперво нужно было выбраться из постылойрогожи. Лисицына перевернулась со спины на бок, потом на живот, снова на спину– и, увы, уперлась в стенку. До конца высвободиться не получилось, Полина Андреевнавсе еще была тесно спеленута, но верхний слой мешковины размотался, так чтопоявилась возможность привлечь еще два органа чувств: обоняние и зрение. Отпоследнего, правда, проку не было – ничего кроме кромешного мрака глаза узницыне увидели. Что же до обоняния, то пахло в темнице затхлой водой, старымдеревом и рыбьей чешуей. Еще, пожалуй, ржавым железом. В общем, поначалуясности особенно не прибавилось.

Но минут через десять, когда зрениеприспособилось к тьме, обнаружилось, что мрак не такой уж кромешный. В потолкеимелись узкие длинные щели, сквозь которые просачивался пусть скуднейший,немногим лучше черноты, но все же какой-никакой свет. Благодаря этомутемно-серому освещению Полина Андреевна со временем поняла, что лежит в тесном,обшитом досками помещеньице – судя по всему, в трюме невеликого рыбацкогосуденышка (иначе чем объяснить въевшийся запах чешуи?).

Посудина, похоже, была совсем ветхая. Щелипросвечивали не только в потолке, но и кое-где по верхушкам бортов. На высокойволне этакий броненосец наверняка нахлебается воды, а может, и вовсе потонет.

Однако навигационные перспективы дряхлогосудна сейчас заботили госпожу Лисицыну куда меньше, чем собственная участь. Адело, и без того скверное, между тем принимало неожиданный и крайне неприятныйоборот.

Писк, который был слышен и прежде, усилился, ина рогоже зашевелилась маленькая тень. За ней другая, третья.

Расширенными от ужаса глазами пленницанаблюдала, как по ее груди, медленно пробираясь к подбородку, движется шествиемышей.

Поначалу обитательницы трюма, вероятно,попрятались, но теперь решились-таки выйти на разведку, желая понять, что загигантский предмет невесть откуда появился в их мышиной вселенной.

Полина Андреевна отнюдь не была трусихой, номаленькие, юркие, шуршащие жители сумеречного подпольного мира всегда вызывалиу нее отвращение и необъяснимый, мистический ужас. Если б не путы, она вмиг свизгом выскочила бы из этой мерзкой дыры. А так оставалось одно из двух: либопозорным, а главное, бессмысленным образом мычать и трясти головой, либопризвать на помощь рассудок.

Подумаешь – мыши, сказала себе госпожаЛисицына. Совершенно безобидные зверьки. Понюхают и уйдут.

Тут ей вспомнились крысы, нюхавшиегородничего, и Полина Андреевна дополнительно утешила себя еще такимсоображением: мыши – это вам не крысы, на людей не набрасываются, не кусаются.В сущности, это даже забавно. Они тоже отчаянно трусят, вон – еле ползут, будтолилипуты по связанному Гулливеру.

С виска скатилась капля холодного пота. Самаяхрабрая мышь подобралась совсем близко. Глаза настолько свыклись с темнотой,что Полина Андреевна разглядела гостью во всех деталях, вплоть до короткого,обгрызенного хвостика. Гнусная тварь щекотнула усиками подбородокрационалистки, и рассудок немедленно капитулировал.

Забившись всем телом, подавившись воплем,узница перекатилась обратно на середину трюма. От мышей это ее избавило, нозато снова намоталась рогожа. Лучше уж так, сказала себе Лисицына,прислушиваясь к бешеному стуку собственного сердца.

Увы, не прошло и пяти минут, как по мешковине,прямо поверх лица, вновь зашуршали маленькие цепкие коготки. Полина Андреевнапредставила, что будет, когда та, куцехвостая, проберется внутрь куля, и быстроперекатилась обратно к стене.

Лежала, втягивая ноздрями воздух. Ждала.

И вскоре всё вновь повторилось: писк, потомосторожное шествие по груди. Снова перекатывание по полу.