«Мохито, – в который раз за этот вечер подумалон. – И хорошо бы настоящего, с ромом». Василий пообещал себе, что, когдавсе закончится, он поедет в ближайший к дому бар и выпьет четыре порции мохитов одно рыло. Может быть, даже пять. Но это будет потом, а теперь нужно сделатьто, зачем он приехал. Рассказать ей.

– Лен, вот что… Ты никогда не задумывалась над тем, чтомогло заставить тебя прекратить писать книги?

Она смотрела на него без выражения, и он понимал, что сейчасее здесь нет. Она там – идет по скверу, переживая заново все то, через чтопрошла тогда, и призраки кружат вокруг нее, плача, как ночные птицы.

– Мало что могло бы, я думаю, – ответил он вместонее. – Даже если бы тебе предложили самую прекрасную работу, ты быотказалась. Тебе нравилось писать книги, правда?

Она даже не кивнула. Ковригин был не уверен, что она вообщеего слышит. Но сегодня ему нужно было достучаться до нее во что бы то ни стало.«Только бы не стукнуть так, чтобы ей снесло крышу», – с невеселой усмешкойподумал он.

– Тебе нравилось писать книги… – неторопливоповторил он. – У тебя богатая фантазия. Даже слишком богатая, я думаю.Если бы кто-то решил, что нужно заставить тебя перестать писать, он бы использовалэто в первую очередь. Твою фантазию, угу.

Никакой реакции. Но она хотя бы смотрела на него. Правда,прочитать, что там, в глубине ее глаз, он не мог.

– И если бы он решил это сделать, то весьма подходящимдля него оказался бы тот факт, что ты из рода писателей-воров. Крадешьхарактеры и образы. Подсматриваешь в жизни и уносишь в клювике, ага?

Она шевельнулась, и Ковригин неожиданно ощутил, что в немподнимается злость. Он очень давно не испытывал злости – во всяком случае,такой, которая собиралась накатить на него волной. Он чувствовал ее, какхороший пловец, стоя на берегу, чувствует приближение зеленой водяной стены,еще не видимой глазу.

– А если тебя испугать, а? Взять и убедить в том, чтопридуманные тобою истории сбываются на самом деле? Это не так сложно устроить,как тебе кажется. Или тебе ничего не кажется?

– Я не…

– Конечно, ничего, поскольку ты над этим даже незадумывалась! Но если употребить на решение этой задачки хоть немного ума –ума, а не воображения, потому что воображение для таких задачпротивопоказано, – то можно найти простой ответ. Совсем несложно, воткакой ответ. Достаточно выбрать нескольких твоих литературных героев иорганизовать все так, чтобы с ними что-то случилось. Не обязательно дажебуквально следовать тексту книги. Ты сама додумаешь все, что нужно. Эльза Гириразбивается на скалах? Так давайте найдем парня, который за небольшую мздусогласится сбить девчонку, с которой списана эта несчастная Эльза. Перелом ногии пара сломанных ребер, слегка преувеличенное описание трагедии – неспециально, лишь из-за сработавшего «испорченного телефона», – и вот тыверишь в то, что почти на твоих глазах случилась катастрофа. Корабль разбился,все погибли.

– Ковригин, что ты несешь?!

Он почти обрадовался тому, что она закричала на него.Наконец-то она была здесь, в машине рядом с ним, а не бродила где-то в прошлом.И хотя страх по-прежнему сидел в ее глазах, он уже начал перерождаться в другойстрах.

– Ты ведь ни от кого не скрывала, что у большинствадействующих лиц твоих романов есть прототипы. Не так сложно было выяснить, когодля какой роли ты использовала.

– Зачем? Я не понимаю…

– Я не знаю наверняка, зачем. Могу только догадываться.Ленка, дружок, ты очень хорошая дочь. Любящая.

Что-то в его интонации заставило ее всмотреться в его лицо,и голос ее дрогнул, когда она спросила:

– О чем ты?

Василий чуть наклонил голову, и лицо его приобрело такоевыражение, что Лена подумала о быке, собирающемся убить тореадора.

– Знаешь, почему Николай Евсеевич напился? –сказал он. – Потому что твоя мама приезжала к нему в тот день. Онапривезла с собой бутылку редкой настойки и уговорила его выпить с ней. Чтослучилось дальше, не нужно тебе рассказывать.

Лена открыла рот, но не издала ни звука. Впрочем, если бы ииздала, это бы не остановило Ковригина.

– Знаешь, почему твоя соседка по подъезду Нина Кудряшоказалась в больнице? Потому что ее толкнули – специально толкнули, слышишь,ты, совестливая балда! Какой-то парень, которого она раньше никогда не видела,и лицо его было закрыто шлемом. Но ты, конечно же, не удосужилась узнать такиеподробности! Тебе было не до того. Ты пережевывала свои страдания по поводувнезапно обрушившегося на тебя волшебного дара – управлять судьбами другихлюдей, правда?!

Лена попыталась что-то сказать, но Василий не дал ейвставить и слова. Он ощущал, что завелся и что остановиться уже не сможет.Кажется, если бы она попробовала прервать его, Ковригин бы ее ударил.

– А хочешь знать, что случилось с твоей учительницей? Ятебе скажу. Ее тоже толкнули, только с платформы, и сделал это вовсе не ее сын.У нее вообще нет сына. Есть дочь, но она ни при чем. Тебе интересно, кто этосделал? Ты, долбаная писательница, увлекающаяся другими людьми, – тебехочется знать, кто это сделал?!

– Нет! – выкрикнула она, и он замолчал.

Бешенство испарилось, как будто его и не было, а злостьсвернулась клубком где-то в глубине души. Жалость к глупой Ленке, егонесчастной, бестолковой, затравленной Ленке, совсем было исчезнувшая жалостьвернулась и охватила его с новой силой, став такой острой, что причиняла емупочти физическую боль. Ему захотелось обнять ее, прижать к себе изо всей силы,но он не мог этого сделать, прежде чем не договорит до конца.

– Твоя мама, – сказал Ковригин. – Вот кто этосделал. Учительница узнала ее в толпе. Милиции она ничего не сказала, потомучто была уверена, что обозналась, – ведь у твоей мамы не было мотива! Воттолько она не обозналась, Лен. И мотив у нее был.

– Я тебе не верю, – выдохнула она. И без тогобледное лицо побелело еще больше, стало похоже на бумажный лист с нарисованныминосом, бровями, губами. Только глаза были живые.

– Веришь. Уже поверила.

– Она бы никогда этого не сделала!

– И все-таки она это сделала. Твоя мама знала оченьмногое о твоей работе. Ей было несложно подстроить все три случая. С третьейжертвой она вместе работала в школе, знала адрес, могла легко ее выследить.Кстати, у вас дома в семейном альбоме есть фотографии, где снят весь ихучительский коллектив. На одной из них я и видел эту «Веру Алексеевну». Тызнаешь, что после той трагедии у нее отнялись ноги? Она до сих пор плохо ходит.

– Не верю!

– С Николаем Евсеевичем твоей маме повезло – ведь онмог бы доехать и без аварии. Но не доехал. Если бы ты удосужилась встретиться сМешковым, он бы тебе рассказал, кто приезжал к нему с бутылкой и уговорил потомсесть за руль. Но ведь Ольга Сергеевна ненавязчиво дала тебе понять, что нестоит этого делать, да?