Тем более после Гран-при я буду искать другую команду. Возможно, в другом городе. Потому что у нас здесь только две.

Вскидываю глаза:

— Серьезно?

— Поедешь со мной? — перебивает он.

Вопросов в голове рой возникает, они как пчелы жужжат, мысли путают. Алкоголь впрыскивает огня и желания дискутировать, спорить! Но чувствую, что не время. Да и сил нет — день долгий выдался. Щедрый на приключения. Поэтому говорю беззаботно:

— Конечно. Теперь куда ты, туда и я. У нас так принято. Я ведь стала твоей.

— Моей.

Смотрю на воду, что сильным потоком хлещет из крана. На пену, которой становится все больше. На наши торчащие из воды колени. Мои — острые, гладкие, розовые, а у Платона ноги капец какие волосатые. Два сомнительных шерстяных айсберга. Такой контраст.

Платон касается моего подбородка пальцем, просит посмотреть на себя. Поднимаю голову.

— Я тебя люблю, — говорит он с невыносимо серьезной интонацией. Улыбается и добавляет: — И мне нравятся ваши цыганские традиции.

— Да ну тебя! — Плескаю в него водой. — Традиции так просто не выжечь. Они под кожей.

— Иди сюда.

— Кисонька?

— Сама же все знаешь. Умничка.

Мы чмокаемся с улыбками. Это неудобно, но почему-то трогательно.

Постепенно увлекаемся, углубляя поцелуи. Двигаемся все активнее, обнимаемся, дышим, кормя желания друг друга огромными порциями взаимности. Поощряя, лаская, любя. Взращиваем потребность до масштабов космоса и занимаемся любовью, не сдерживаясь.

Даже подумать не могла, что отличник Платон Смолин может быть таким откровенным и развратным в постели. Не предполагала, что и сама способна быть настолько расслабленной с мужчиной. Я тону в собственных стонах страсти и удовольствия. Еще одну ночь тону с ним.

***

Следующим утром, выспавшись как следует, мы собираемся освободить прекрасный номер для какой-нибудь другой парочки влюбленных. Пока Платон заканчивает мыться, я стою у окна и ловлю последние минутки, любуясь на город. Размышляю о том, какая я смелая — рискнула и приехала в Сибирь. Одна! В чужой город! Как здорово, что рискнула.

Примерно в этот момент звонит Саша. В Москве еще слишком рано, поэтому немало удивляюсь. Принимаю вызов.

— Здравствуйте, Александр Петрович. Не спится?

— Я тебе там документы прислал вчера, ты не ответила, — бурчит он спросонья. — Посмотри до завтра.

— У меня выходной, — отвечаю мягко, но уверенно. — И вы мне еще за прошлую работу не заплатили, а сидеть пришлось плотно несколько дней.

— Элечка, зайчик, ты получаешь зарплату каждый месяц. За что тебе дополнительно платить?

— Думаю, за сверхурочный труд в свободное время. Эколог ведь на тех проектах тоже числится. Номинально, но зэпэ же ему положена? Вы знаете, что я получаю копейки, хотя работы у меня море и над своим собственным грантом. Тянуть еще пару — не смогу физически. Нет такого стимула.

Платон подходит, обнимает со спины. Он влажный, пахнет табаком и ванилью — местным гелем для душа. Ему идет, нужно будет подарить что-то подобное.

Он тягуче целует плечо, вызывая улыбку.

— Так а кто проявил инициативу, милая, и подпихнул тот до глупого смелый патент? Без него ты бы успевала справляться со всеми задачами. Взвалила на себя — тащи. Я тебе сразу сказал, идея провальная.

Моргаю недоуменно. Саша... эм... Уточнила бы, не ревнует ли он, если бы не Платон, наминающий мою задницу.

— Александр Петрович, я усердно тружусь пять дней в неделю, а вы мне предлагаете ради развлечения взвалить на себя еще и переработку полимеров, с которой у нас в стране… да что там, во всем мире — большие проблемы. Вы вообще помните, что такое полимер? Длинные-предлинные-предлинные молекулы, одинаковые, склеенные. Разрубить их на короткие — проблема вселенского масштаба. Я не могу этим заниматься в свободные часы. И кстати, мой патент не глупый.

— Пока спорно.

— Это будет первый случай применения патента в нашей стране, мы создадим уникальный пластик. Но для этого нужно быть предельно внимательной. Ошибиться страшно. Простите, Александр Петрович, но все мои мысли здесь.

— Еще не поздно отказаться и вернуться к первоначальному плану.

— Вы прекрасно знаете, что в этом случае мы не влезаем в бюджет, — говорю я резче.

Платон прекращает массаж. Руки, впрочем, не убирает, так и держится. И голову прижимает ближе, подслушивая.

Начинаю нервничать, но решаю не просить его отойти. Это разговор по работе. Рабочие вопросы я точно не собираюсь скрывать от Смолина. Как бы там ни было, он мой прямой босс.

— То, что вы не влезаете в бюджет, — не твоя проблема. Ты просто эколог.

— Это проблема Красноярска, но я максимально заинтересована в успешном завершении проекта.

Саша вздыхает. Потом говорит быстро:

— Если работа встанет, мы расформируем команду и попросим увеличить бюджет. Ничего страшного не произойдет.

— И проект отложится еще на пять-десять лет?

— А тебе какая разница?

— Зачем менять команду? Я же представила данные, мы укладываемся! Расчеты у вас на почте.

— Элина, ты зачем туда ехала? На этом этапе нам даже выгодно отсеять Красноярск. Если ты в этой ледяной глуши случайно кончила со Смолиным пару раз, это не повод менять сторону!

Дослушать не получается — Платон забирает у меня мобильник. И я почему-то не сопротивляюсь.

Просто стою. Смотрю, как он прижимает трубку к уху и произносит максимально официально:

— Александр Петрович, здравствуйте, это Платон Смолин. Впредь все рабочие вопросы с моей командой будем решать в официальной переписке. В копию нужно будет ставить меня.

Пораженно закрываю глаза.

Глава 43

Время идет, мы с Платоном продолжаем действовать вслепую. Двигаемся словно на ощупь, подстраиваемся или сами меняем обстоятельства. Впервые в таких отношениях оба.

Порой смотрю на него, сосредоточенно работающего за компом напротив, в лаборатории у стола или в цехе рядом с приборами, и думаю о том, что искала его всю жизнь. Глупо, неправда ли? Я пытаюсь разобраться с чувствами и эмоциями, остановиться, подумать и понять себя. Разве можно так сильно влюбиться, да еще и так быстро? Неужели так взаправду бывает?

Не получается!

Просто смотрю на Платона и любуюсь. И весь он мне нравится, целиком и полностью, от макушки до кроссовок. Одетый и голый. Мокрый в душе или уставший после спортзала. Со всеми недостатками и достоинствами. А теперь уже кажется, что и нет у него никаких недостатков, что природа не дура, слепила его как-то