месяцев принцем, с которым считаются в европейской политике. Перспективы были головокружительными, и у курфюрста было больше шансов на успех именно сейчас, когда его дядя король Карл заключил мир с шотландцами, и он может поддержать его предприятие и предоставить в его распоряжение шотландскую армию.

Курфюрст Пфальцский не терял времени даром. Он поднялся на борт первого же корабля, отплывавшего в Англию, и поспешил к своему дяде в Бервик, чтобы получить у него согласие на реализацию своего плана. Он не застал короля в Бервике, но нагнал его в Дареме и сопроводил его до Лондона, рассказав по дороге о своем плане. Но все его надежды и все ожидания его матери, связанные с недавним мирным договором с шотландцами, оказались построенными на песке. Все указывало на то, что его дядя собирался продолжать свою политику, только более настойчиво, в прежнем направлении.

Испанцы с потерей Брайзаха уже не могли отправлять свои войска в Нидерланды по суше через Рейн и с разрешения короля воспользовались для транспортировки своих солдат нейтральными английскими судами за счет английских денег. В то время как Карл заключал мирное соглашение в Бервике, голландцы остановили три английских корабля в Ла-Манше по подозрению в перевозке ими солдат из Испании во Фландрию. Голландцы обнаружили полторы тысячи солдат на борту этих судов, большую часть им удалось взять в плен, так как один корабль смог уйти в Портсмут. Оставив в городе солдат на постое, испанские офицеры поехали в Лондон; они слонялись между посольством Испании и Уайтхоллом, громко жалуясь на трусость и коварство английских капитанов, которые сдались голландцам, находясь в своих же территориальных водах. Через некоторое время испанцам было разрешено провести своих людей по территории Англии через Лондон в Дувр, откуда их переправили в испанские Нидерланды.

Карл по возвращении в Лондон немедленно отдал приказ о сожжении опубликованного отчета ковенантеров о ходе переговоров в Бервике, так как не было официального разрешения на его публикацию и он подстрекал к бунту. Спустя два дня король уверил шотландских епископов, что им нечего бояться предстоявшей Ассамблеи, которую он созвал в Шотландии.

Архиепископ Лод, обеспокоенный тем, какой пример шотландские мятежники подают английским пуританам, рассматривал более строгие меры против выступлений с их стороны. Необычно большое число тайных кружков было обнаружено в различных областях страны в предыдущем году. Самым сложным было дело каменщика Трендалла в Дувре: он не знал грамоты, но по воскресеньям устраивал беседы на темы Священного Писания с семи утра до шести часов вечера с единственным часовым перерывом на обед. Он учил, что англиканская иерархия не угодна Богу, а его слушатели – сапожники, рыбаки и корабельные плотники – с глубоким интересом воспринимали все, что он говорил.

Примеров Принна, Бертона, Баствика и Лиллберна было явно недостаточно, и Лод задумался о более тяжких наказаниях. Еще в годы своей юности он присутствовал на суде Эдварда Уайтмена, последнего английского еретика, сожженного заживо. Видя некоторые параллели между высказываниями Уайтмена и Трендалла, он написал престарелому епископу Йоркскому Ричарду Нейлу, который председательствовал в суде, чтобы прояснить кое-какие детали дела. Нейл, дряхлый и добрый старик, не одобрявший даже порку учеников в школе, совершенно по-другому относился к ереси и охотно сообщил все детали. К счастью для Трендалла, более актуальные проблемы отвлекли внимание от его дела, прежде чем было принято решение на основе ужасного прецедента.

В конце августа королева официально приняла нового посланника папы, симпатичного молодого флорентийского аристократа графа Россетти. Хотя Россетти, как и Кон до него, не имел официального положения при дворе, будучи просто частным посланником к королеве, король присутствовал во время его первой аудиенции у Генриетты Марии. Это обстоятельство еще в большей степени дало пищу враждебным слухам. Уезжавшего Кона сопровождал эскорт кораблей королевского военно-морского флота вплоть до французского побережья.

В то время как испанцам и папе оказывались почести, молодой курфюрст наблюдал за тем, с каким подозрением его дядя относился к тем, кто сражался за протестантское дело. Группа шотландских офицеров из незадачливой армии курфюрста вернулась летом из Германии. Они прибыли в Ньюкасл после того, как кончилась война, и намеревались стать волонтерами в армии короля. Карл заподозрил их в том, что они захотели присоединиться к ковенантерам и, несмотря на их боевые заслуги, приказал бросить их всех в тюрьму, где им пришлось провести несколько месяцев.

В Шотландии тем временем, 12 августа, лорд Траквер открыл от имени короля новую Генеральную ассамблею. С правой стороны от лорда шагал главный сторонник короля маркиз Хантли, который смог прибыть в Эдинбург только после того, как ему был предоставлен иммунитет от судебного преследования со стороны его кредиторов, защитивший его от ареста. Епископскую партию представлял Джордж Грэм, епископ Оркнейский, который в день открытия Ассамблеи публично отказался от своей кафедры и при этом заявил, что его ошибочная вера в епископат в свое время склонила его к принятию своего церковного поста.

Затем на Ассамблее повторилось все то, что имело место в Глазго предыдущей осенью. Во время заседаний выяснилось, что речь идет не только о религиозной, но и о конституционной реформе. Король принял меры, чтобы ограничить влияние аристократов на церковных деятелей. В Шотландии старая средневековая борьба, так и не закончившаяся, между королем и баронами приобрела новые формы под влиянием идей XVII в. Открыто заявив, что дело церкви и свобода совести – это их дело, шотландские лорды нашли самый удачный способ ослабить влияние королевской власти, обрушившись на основных ее проводников – епископов и клир. В пылу религиозной борьбы политические убеждения сторонников Ковенанта заняли первенствующее положение. Акты Эдинбургской ассамблеи предельно ясно свидетельствовали об этом. Она отстояла право проводить ежегодные Ассамблеи, на которых должна была подвергаться тщательному разбору религиозная политика короля. Акты не только отменили епископат; было заявлено, что ни один церковник не должен подменять гражданскую власть и что назначение епископов всегда было делом противным Божьему закону и неверным. Тем самым под обвинение подпадала вся королевская политика за последние сорок лет.

Король в полной мере понимал различие между пересмотром своей религиозной политики и полным отказом от нее. Он был готов пойти на запрет епископата, имея намерение восстановить его впоследствии. Было совсем иным делом соглашаться с тем, что епископат незаконен и противен Богу. Этого он не мог позволить и безапелляционно потребовал в письме к Тракверу отказать в принятии такой резолюции.

Его письмо было получено слишком поздно. Траквер ничего не мог поделать в данном случае; Ассамблея намеревалась навязать свои религиозные догматы и политические принципы всей