– Пап, ну я же сказал, что посидел в камере, подумал. Был неправ. Но я исправлюсь!

– Лет двадцать назад надо было вас закрыть в темнице, – отец отхлебнул из горла и поморщился, но только для того, чтобы смахнуть скупые слезы. – Может, раньше поумнели бы.

– Рай, – тихий шепот раздался за спиной. Мама отошла в сторону, позволяя увидеть Ночку. Та стояла, укутавшись в плед, и кусала губы. – Спасибо.

– Не за что, – я протянул ей руку, понимая, что творю глупость, пользуясь её слабостью. Но она откликнулась.

Вложила пальчики и послушно приблизилась, усаживаясь мне на одно колено. Вот так мы и сидели. Я ел суп, закусывал пирожками и пил холодное молоко. На моих коленях сидела Ночка, подсовывая мне новую порцию стряпни, родители улыбались, лепя пельмени и присматривая за мирным сном внука, а Надя постоянно вздыхала. Вот только в её вздохе не было тяжести или тревоги. Там было облегчение и принятие.

– Скажи, Раюша, – внезапно захихикала Ада. Её холодные пальчики бегали по скуле, обходя рассеченную тростью Ляшко кожу. – Мне непонятно, а чего ты ждал? Я сначала подумала, что убьёшь его. Для чего ты дал ударить себя? Ты ж говорил, что лицом своим работу работаешь.

– Дочка, а Денис Саныч у нас юрист до мозга костей, – хрипло рассмеялся отец. – Да? Ведь между избиением и дракой большая разница. Всё верно? Поди, и трость можно переквалифицировать в орудие? А отпечатки тебе нужны были, чтобы сопоставить их с пакетом, окончательно путая следствие и отводя их на приличное расстояние от Димитрия. Разумное сомнение, подкрепленное неопровержимыми доказательствами.

– Ты страшный человек, – сквозь смех шептала Ночка, обвивая мою шею руками. Хват её усиливался, она словно пыталась задушить, выдавить последний вздох, чтобы потом заполнить лёгкие собой. Её аромат дурманил, касания кружили голову, мутили рассудок, превращали в животное, живущее инстинктами. Ада вновь и вновь говорила «спасибо», роняя слёзы мне на щёку. Соль жгла рану, а на душе всё равно спокойно было. Все здесь. Все…

– Рыдать обязательно? – голос Димки напугал абсолютно всех. Ночка вздрогнула, хотела было подняться с колен, но я вовремя перехватил её за руку, удерживая на месте. Пусть смотрит. Пусть видит! – Или без выделений из глаз тоже можно присоединиться?

Сонный Димка опёрся о подоконник распахнутого окна и наблюдал за нами. Медленно переводил взгляд, задерживаясь на каждом, будто пытался запомнить.

– Давай скорее! – мама первая вскочила с кресла и отодвинула льняные занавески. – Ты голодный? Скоро будут пельмени. Или ты не любишь? Тогда скажи, что любишь, и я тут же приготовлю.

Димка ловко перемахнул в кухню, сделал два шага в мою сторону и застыл. Ада задрожала, смотря в мутный прищур темных глаз. Она была в шаге, чтобы не разрыдаться, пытаясь что-то объяснить, но Дима опередил её. Он протянул мне руку, и я ответил, стойко выдержав силу его рукопожатия.

– Спасибо, – кротко выдавил он и отвернулся к бабушке, что так и застыла у окна. – Я люблю пельмени с бульоном. Это так… Для информации.

– А у нас в семье иначе и не подают, – отец рассматривал внука, прикрыв губы сомкнутыми в замок пальцами рук. – Садись.

– Значит, бабушка и дед, – протянул Димка и мимоходом поцеловал Надю в макушку.

– Выходит, что так, – отец понял настрой Димки и в тон его сухости ответил коротко. – Есть возражения?

– Да нет, – он дернул плечами. – Надюш, а вот ты тут пельмешки лепишь, выходит, знаешь всех? Получается, я тут один новый гость?

– Знаю, – Надя всхлипнула и медленно подняла голову, встречаясь с племянником взглядом. Она стиснула челюсть и довольно резко выпалила: – Если ты хочешь что-то спросить, то давай. Нефиг тут адвоката включать и в допрос играть. Не видишь, и так всем плохо?

– То есть вы ничего не знали? – Димка рассмеялся и повернулся к маме, опершейся о столешницу. – Никто ничего не знал… Мать, а ты-то хоть знала, кто мой отец?

– Мыло, помни, Дмитрий Денисыч, – шикнул я, внезапно словив флешбэк из прошлого. Вот только теперь я сам оказался в шкуре своего отца, будучи вынужденным отбиваться от резкости слов сына.

– А ты, молодой человек, я смотрю, забрал все самые лучшие качества от родителя своего, – отец расхохотался так, что лицо покраснело. – Адвокаты, ёшкин поросёнок!

Он просто не мог угомониться, заливался, стуча по столу ладонью и покачиваясь, пытаясь сделать вдох. Его истерика сначала была такой нелепой, странной, а через несколько секунд на всех растерянных лицах стала появляться улыбка, и вскоре стены кухни приятно вибрировали от взрыва смеха.

– Это невозможно, – вновь и вновь повторял отец. – Просто уму непостижимое сходство! Мать, ты это видишь? Тащи ремень! Щас обоих воспитывать буду.

– Это он на меня похож, – дернул плечами Димка, хватая горячий пирожок из рук бабушки. – Плагиат.

– Это ещё доказать нужно, – смотрел на него и не мог не улыбаться.

Странное чувство… Очень странное. Ты умом понимаешь, что тебя в какой-то момент предали, оставили, бросили… Потом разбираешься и на автомате ловишь оправдание каждому поступку, упираясь в стену. Стоишь, рассматриваешь старые кирпичи, из которых сложена стена на пути к счастливому будущему. Не тому, что ты придумал, заполнил работой, а настоящему. И спрашиваешь – простить? Или не простить?

И вопрос этот становится таким нелепым, неуместным.

А что делать с чувствами? Что? Ведь влюбился, как пацан. Заново. Полностью. До мурашей по коже. Тогда к чему эти ненужные терзания? К чему прощение? Кому оно нужно? Твоему сыну, которому ты задолжал слишком много, и не важно, что не по твоей вине. Или Ночке, что в глаза никому посмотреть не может? Или, быть может, мне, познавшему в одночасье цену каждой минуты?

Никому…

Глава 36

С моря тянуло свежестью. Распластался в кресле, смотря на медленно тонущее за коньками крыш солнце. Телефон просто взрывался звонками, поэтому мне пришлось выйти из дома, где развернулся настоящий хаос. Отец взял под свой надзор лепку пельменей, а значит, его контроль качества проходил каждый второй. Это как вид наказания, честное слово. Мама спорила, подтягивала на свою сторону молчаливую Надюшку, а вскоре эта троица уже знатно дискутировали и по размеру, ну и по форме, естественно.

После обеда Ночка вздохнула и встала, протягивая руку сыну. Дима не стал ломать комедию, сжал её пальцы и повел во двор. По его взгляду было понятно, в этом разговоре мне нет места.

 Ну кто я ему? Дядя адвокат, оказавшийся отцом?

Это как в армии. Свое место в строю́ нужно заслужить по́том