Он не смог этого выносить и встал, отходя к окну. Прокашлялся.

Надо позвонить домой и узнать как добрались дети.

Он достал телефон из кармана, но заметив фигуру врача в дверях, ведущих к операционной, шагнул к нему.

– Он потерял слишком много крови… – врач начал без предисловий и у Рената в груди все опустилось. Нет. Он не мог потерять сына, которого только недавно обрел. – Нужен донор. Вы его родственник?

Ренату показалось, что сердце проделает дыру в груди.

– Я его отец…

– Идемте, возьмем вашу кровь на анализ.

– Хорошо, – ответил как в бреду. Быстро зашагал за врачом. – Спасите его доктор, – его голос сел, но врач повернулся и сосредоточенно кивнул. – Спасите моего сына…

Отец вернулся домой только под утро. Ангелина трижды за ночь спускалась в гостиную, сначала уговаривала меня, потом давила, но я так и не пошла переодеваться и не сняла измазанное в крови платье, потому что боялась оставить свой пост.

Казалось, отойди я даже на несколько секунд, пропущу что-то важное. Арман сидел со мной все этой время рядом и молчал. Иногда успокаивал, когда начинала плакать, иногда просто обнимал, давая понять, что одну не оставит.

И если честно, без его поддержки, я давно бы сошла с ума.

Когда я услышала звук подъезжающей машины, я соскочила с дивана и метнулась к дверям, оставляя задремавшего брата в малой гостиной.

Папа уставший и побледневший медленно шагал к крыльцу и, заметив на его вершине меня, слабо улыбнулся.

– Жив? – спросила – не чувствуя пульса, тот превратился с один монотонный гул.

Папа устало кивнул, и я повисла на его шее, как только поднялся и встал рядом. Он пошатнулся.

– Прости, я должен прилечь, – он нежно, но настойчиво отстранил меня, и мы вернулись в дом. Вопрос, почему Давид решил жениться на мне не смотря на то что мы родственники волновал, и мне казалось, я что-то упускаю. Поэтому прошла за папой в гостиную, хоть и понимая, что ему нужен покой, и произнесла.

– Я знаю, что Давид мой брат, – услышав мой голос папа замер, только сев на диван и тут же напряженно взглянул в мои глаза, побуждая продолжать. – Я видела результаты экспертизы, пап…

Карие глаза напротив остекленели, и папа откинулся на спинку дивана и прикрыл их.

– Но мне не дает покоя мысль, – в голове всплыли слова Давида у алтаря, и я процитировала их. – Что я знаю не всё.

Отец тяжело вздохнул. Сел прямо и похлопал по дивану рядом, приглашая меня сесть с ним. Я повиновалась.

– Я надеялся, что унесу эту тайну с собой в могилу, но… – он осекся, и замолчал, беря себя в руки. Прокашлялся. Облокотился о разведенные колени и опустил голову на руки. – Я поклялся своей жене молчать. Дал слово.

Своей жене. Он не употребил сочетание «моей матери» и уже это заставило насторожиться.

– В день твоего рождения, – он начал негромко, и мне пришлось прислушаться и наклониться к нему ближе. – В роддоме появилась на свет еще одна девочка. На два месяца раньше срока. Но не прожив и пары часов, она скончалась. И это повергло нас в отчаянье. Меня и мать Армана. Роза была безутешна…

Я начала понимать, и одеревенела от осознания тяжести бремени, которое нес отец.

– Мы узнали, что в родильном отделении наша трагедия – не единственная. Умерла еще одна пациентка, оставив здоровую дочь одну. У той женщины не было родственников, не было семьи, за девочкой некому было прийти и Роза предложила взять малышку к себе. Я не стал противиться, потому что сам в глубине души нуждался в ней. В голубоглазой девочке, которая осталась одна на всем свете.

Я перевела взгляд на окно, сквозь которое начал просачиваться рассвет. Очертания окна расплывались.

– А потом умерла и Роза. У нее начались осложнения, и врачи не смогли ее спасти. Точно так же, как не могли спасти мать девочки, умершую накануне. Роза взяла с меня клятву, что я никому и никогда не расскажу, что ты не моя дочь. Она заставила меня дать слово и умерла на моих руках. Я привез тебя домой, как только позволили врачи.

Я попыталась встать, но папа поймал мою руку и сжал до боли.

– И всю свою жизнь я любил тебя как свою. Не смотря на то, что я не твой отец по крови, я был твоим настоящим отцом и остаюсь им до сих пор. Арман не знал. Никто не знал. Кроме меня и Розы.

– Но пап… – осеклась и зажмурилась, пытаясь уложить в голове услышанное.

– Пожалуйста прости, что говорю тебе это, но мне пришлось нарушить слово ради тебя же самой. Вы с Давидом можете быть счастливы… И я не вправе лишать вас этого. Клятва не имеет смысла, если погубит две неповинные судьбы.

Папа потянул к себе мою руку и накрыл второй, как в детстве, когда успокаивал, если я плакала.

– Я люблю тебя, и всегда буду, пап.

Он отвернулся к окну и безмолвно кивнул, а потом сгреб меня в объятия и прижал к себе, целуя макушку.

– Не делай аборт, сохрани жизнь моему внуку…

Я кивнула, мои плечи согрелись в кольце его объятий. Я вдохнула знакомый с детства аромат и зажмурилась.

– Спасибо, пап.

За окном медленно занимался рассвет.

Все плохое, что было в этой жизни осталось в прошлом, во тьме густой бессонной ночи.

А меня ждет новый день.

Его шаги отдавались в пустом коридоре больницы как удары гонга. Тяжелая поступь, широкий чеканный шаг.

Она подняла голову с плеча Тамары, и ее сердце замерло. Рус стоял над ней и изучал цепким взглядом. Её заплаканные глаза без грамма туши, ее припухший нос и губы, которые в кровь искусала из-за этого безмерно тянущегося ожидания.

– Стрелял Абрамов, – отрезал с затаенной ненавистью на фейсера, и у Лауры внутри все опустилось. – Я решил, что ты захочешь знать.

– Где он? – ее голос выдал бурю внутри, ноги сами как на пружине подняли ее тело с дивана, и она оказалась вплотную к человеку, чье лицо являлось ей во снах.

– Тебе туда нельзя, – его спокойные слова взбесили ее с ноля до сотки за секунду.

– Где он? – она заорала, медсестра на посту подняла голову и с укоризной посмотрела на беспокойных посетителей.

– Нельзя тебе, – рванул ее за плечо и отвел в сторону подальше от убитой горем Тамары, взгляд той уткнулся в пол точнее сквозь него. – Ты наломаешь дров, и я не смогу тебя вытащить.

– Мне надо к нему! Я убью его! – зашипела, пытаясь вырваться из его хватки, Рус встряхнул ее за плечи, заглядывая в глаза.

– Вот именно. Убьешь. Я не могу вешать на твою совесть такой груз.

– Нельзя бездействовать! – предательские слезы покатились из ее глаз, хотя она думала что пролила их все. – Рус пожалуйста, дай мне поквитаться с этим животным! Он едва не убил Давида.