Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Часы на табло показывали двадцать минут третьего. Я понимала, что безбожно опоздала, но в душе еще теплилась надежда. Не зря говорят, она умирает последней.
На один из рейсов первого класса была регистрация и я, миновав очередь, подбежала к свободному администратору и затараторила.
– Я Кристина Хасанова, спешу на частный рейс Самсонова, скажите, посадка еще не…
– Давида Самсонова? – администратор вскинула брови и заметив мой утвердительный кивок вздохнула. – Рейс господина Самсонова вылетел по расписанию двадцать минут назад.
Я опустила голову на стойку и легонько ударилась лбом о глянцевую поверхность. Женщина в растерянности хлопнула глазами.
– Быть может, я могу вам чем-то помочь?
Я подняла голову и поняла, что едва не плачу.
– Он не оставлял для меня никаких сообщений?
– Боюсь, что нет.
– Ясно, – потупилась, смаргивая влагу. – Спасибо.
Сжала в руке ремешок сумочки и развернувшись медленно побрела в сторону выхода.
Толпа расступалась, и я шла, ничего не видя перед глазами.
У меня был шанс на счастье, но я его позорно потеряла, и как теперь с этим смириться?
Гомон толпы раздражал, и я подавила желание закрыть уши руками или воткнуть наушники, только бы отгородиться от этого безжалостного мира.
– Девушка, вы обронили…
Голос выделился из общего фона, и по моим венам прошел ток. Это не его голос, но так похож…
– Девушка… подождите!
Я торопливо стерла со щек слезы и сердито развернулась, глядя куда-то в район пола. Что я могла обронить? Сумка на плече.
– Это не ваше?
Я подняла глаза выше и перед моим взором оказалась мужская кисть с зажатым в ней билетом.
– Это не моё, – ответила, обращаясь к незнакомцу. Подняла голову и внутри все оборвалось.
Заметив слезы в моих глазах Самсонов мрачнеет, опускает руку с билетом и оступается, когда кидаюсь к нему на шею так отчаянно, что мы едва не падаем. Ему удается устоять, он медленно поднимает руки, будто не верит в реальность происходящего и зажмуривается, сжимая меня так сильно, что кажется раздавит.
– Девочка, – шепчет мне в волосы, вдыхая будто одержимый. Я цепляюсь за его плечи, понимая, что мои ноги повисли в воздухе, и снова чувствую эту сводящую с ума невесомость. Но не от того, что он держит меня на руках, а от его близости. От осознания, что я наконец-то вернулась домой. – Любимая…
– Мне сказали, ты улетел… – шепчу сбивчиво, отстраняюсь и заглядываю в родные глаза. Их взгляд лучится теплом, и сердце тает.
– Я кое-что забыл, – сжимает крепче почти до боли, но так тепло и тесно, что я схожу с ума.
– Что?
– Тебя, – отвечает серьезно и негромко спрашивает. – Полетишь со мной на Багамы?
Киваю, Давид аккуратно ставит меня на пол, но объятий не разжимает.
– Сколько продлится твой отпуск? – спрашиваю, прикидывая, успею ли я вернуться и встать на учет по беременности.
– Столько сколько понадобится, пока ты не согласишься стать моей женой, сменить фамилию и нарожать мне троих пацанов.
Мои глаза округляются. Самсонов не отрывает от моего лица плутоватого взгляда.
– Троих? Ты с ума сошел?
– Согласен, низко беру…
Я простонала и ткнулась лбом в его грудь. Мои плечи начали трястись от смеха.
– Давай начнем с малого, сначала ты выйдешь за меня, а дальше будем разбираться по ходу дела, идет?
– А как же кольцо? Ресторан, ужин при свечах?
– Ты только что перечислила все, на что у меня аллергия, но ради тебя я готов сделать исключение. Пожарим стейки, искупаемся в бассейне и закрепим наш союз в постели.
– Где-то я уже это видела…
– Именно после той ночи я решил, что хочу сделать тебя своей, – он произнес, глядя на меня сверху вниз, и красноречивость его взгляда вогнала меня в краску.
– Именно после той ночи я поняла, что по уши влипла, – ответила в унисон и Давид поднял руки, обхватывая ими мое лицо.
– Тогда продолжим с того момента, на котором остановились?
Я кивнула.
– Выходи за меня.
Кивнула снова.
– Не слышу…
– Да!
– Да, мой Повелитель! – склонился и просмаковал поцелуй, сминая мои смеющиеся губы. – Малышка, – на миг стал серьезным, и мое сердце сжалось от любви. – Ты правда моя?
– Да, мой Повелитель!
Взвизгнула, когда Самсонова взвалил меня на плечо и понес к выходам на посадку. Ощутила увесистый шлепок и едва не выронила сумку, хватаясь за ремешок в последний момент.
– Тогда не будем нарушать традиции, я видел фонтан в холле…
Крик оглушил, и мне казалось, в моих ушах звенит, но я не был уверен, потому что наравне с этим шумом, в них грохотало сердце и билось в груди тяжелым отбойником.
Плач ребенка разорвал образовавшуюся после тишину, и я моргнул, пытаясь прогнать это помутнение рассудка и прийти в себя, но сердце заходилось, а пульс шкалил, и сосредоточиться удавалось плохо.
– Время: четыре сорок пять. Мальчик, – голос акушерки пробивался в мозг фоновым шумом, и перед моими глазами возникла пуповина, пережатая ножницами. – Режьте, папа.
Она сунула мне в руки еще одни ножницы, и я ощутил, как пальцы дрожат. Сглотнул, не чувствуя пульса, лишь сплошной гул.
Собрался и сделал то, что она велела, все еще ощущая эту потерянность. Безотчетно повернулся к лежащей на кровати Кристине. Ширма закрывала ее ниже пояса, но я мог видеть изнеможденное лицо и крупные капли пота на белом лбу.
Глаза, в которых бушевал целый океан, сейчас были переполнены умиротворением и усталостью, и я опустился рядом с женой на стул и сжал ее руку.
– Ты сделала это, – произнес тихо, и Кристина подняла взгляд, полный слез. – Ты справилась, родная, ты просто молодец!
В моих ушах все еще стояли ее крики, когда последние самые сильные схватки скручивали ее тело. Она выгибалась и цеплялась за мою руку, едва не ломая кости, но она сделала это.
– Ты родила мне сына… – потянулся и отвел прилипшую прядку с ее щеки и ощутил, как сердце сжимается от любви. Любви, граничащей с болью. Настолько сильно я был одержим этой девушкой. Она держала это самое сердце в ладонях и играла им, когда вздумается, но каждая прожитая секунда моей жизни стоила этого. – Сына, малышка…
– Мы вместе это сделали, – она выдала глухо и слабо улыбнулась, глядя на меня своими бездонными глазами. Моя душа перевернулась, когда я ощутил, как она сжала мои пальцы своими ослабшими, и я наклонился и поцеловал ее костяшки.