через соломинку, а теперь впервые наполнил лёгкие полной грудью.

Когда они материализовались у ворот Хогвартса, Сахиби с интересом наблюдал за реакцией мальчика. Гарри открыл глаза и застыл, глядя на величественный замок, возвышающийся над озером.

— Это… Хогвартс? — прошептал он.

— Да, — кивнул Сахиби. — Твой новый дом. И намного больше, чем просто школа — это центр трансформации, место, где старая магия встречается с новой, где открываются двери между мирами.

— И я буду здесь учиться? — Гарри всё ещё выглядел не способным поверить в происходящее.

— Учиться. Расти. Преображаться, — подтвердила Беллатрикс. — Твоё магическое ядро сильное, но скованное, искажённое годами подавления. Здесь ты научишься освобождать его, позволять твоей истинной силе течь свободно.

Они начали подниматься по дорожке к замку. По мере приближения Гарри чувствовал, как нечто внутри него откликается на зов Хогвартса — его магия тянулась к древним стенам, словно узнавая родное место.

— Почему я чувствую… что уже был здесь? — тихо спросил он.

Сахиби улыбнулся.

— Потому что магия Хогвартса резонирует с твоей собственной, — объяснил он. — Особенно сейчас, когда замок сам меняется, открываясь новым возможностям, новой силе, идущей из мира Инферно.

Вдруг Гарри остановился, его взгляд устремился к озеру, где странное синее сияние на мгновение осветило воду.

— Что это? — спросил он, указывая на озеро.

— Это признаки трансформации, — ответил Сахиби. — Слияния двух миров. Процесса, который сделает магию более свободной, более мощной, более… истинной.

Он положил руку на плечо мальчика.

— И ты, Гарри Поттер, будешь одним из первых, кто в полной мере ощутит эти изменения. Твоё магическое ядро развивается именно сейчас, когда оно наиболее гибкое и восприимчивое. Ты адаптируешься к новой силе естественным образом, без травм и потрясений, через которые проходят многие взрослые волшебники.

Они подошли к главному входу, и двери распахнулись перед ними, словно замок сам приветствовал новоприбывшего. В холле их ожидал высокий молодой человек с удивительными шартрезовыми глазами.

— Добро пожаловать в Хогвартс, Гарри Поттер, — произнёс Малик, принявший облик нового директора школы. — Мы ждали тебя.

Гарри посмотрел в эти необычные глаза и почувствовал странную смесь страха и восхищения. В них была глубина и сила, которые казались бесконечными.

— Спасибо, сэр, — ответил он, инстинктивно понимая, что стоящий перед ним человек обладает огромным авторитетом.

— Профессор Малик де Вер, директор Хогвартса, — представил его Сахиби. — Под его руководством школа вступает в новую эру, и ты будешь одним из первых учеников, которые полностью ощутят преимущества этих изменений.

Малик улыбнулся, и его улыбка была одновременно доброй и несущей оттенок чего-то иного — чего-то, выходящего за рамки обычного человеческого понимания.

— Идём, Гарри, — сказал он. — Тебя ждёт знакомство с замком, с преподавателями и, конечно, с другими студентами, которые, как и ты, прибыли сюда раньше обычного начала учебного года, чтобы лучше адаптироваться к новой программе.

Когда они направились вглубь замка, Сахиби и Беллатрикс обменялись удовлетворёнными взглядами. Ещё один важный шаг на пути к полной трансформации был сделан. Гарри Поттер, один из самых могущественных юных волшебников этого поколения, теперь находился там, где его магическое ядро могло развиваться под бдительным руководством адептов Инферно.

И когда придёт время, он станет одним из ключевых проводников новой силы в этот мир — мост между старой магией, основанной на заклинаниях и палочках, и новой, текущей свободно, как сама мысль, не знающей преград и ограничений.

Процесс адаптации уже начался.

Глава 17

Ночь окутала Ватикан мягким бархатом. В личных покоях Папы Римского было тихо, лишь изредка тишину нарушало тяжёлое дыхание пожилого человека, лежащего на широкой кровати. Верховный понтифик знал, что его время подходит к концу. Лучшие врачи говорили об этом шёпотом, но он читал правду в их глазах. Его сердце, служившее Церкви столько десятилетий, готовилось к последнему удару.

Он не боялся смерти. Вся его жизнь была подготовкой к встрече с Создателем. И всё же лёгкая грусть охватывала его при мысли о том, сколько ещё он мог бы сделать для церкви, для мира, для паствы, вверенной его попечению.

Когда часы в коридоре пробили полночь, он почувствовал странное изменение в воздухе. Комната словно наполнилась едва уловимым ароматом, напоминающим смесь ладана и горного снега. Температура заметно снизилась, и на оконных стёклах начали появляться причудливые узоры морозного инея, хотя на дворе стоял тёплый сентябрь.

— Кто здесь? — спросил понтифик, приподнимаясь на подушках. Его голос, обычно слабый в последние недели, прозвучал на удивление твёрдо.

— Тот, кого вы ждали, Святейшество, — ответил мелодичный голос, казалось, заполнивший всю комнату, хотя звучал негромко.

В центре покоев начало формироваться свечение — сначала слабое, затем всё более интенсивное, принимающее очертания высокой фигуры. Когда свет немного угас, перед Папой предстало существо поразительной красоты — высокое, с совершенными чертами лица, облачённое в одеяния цвета молочного жемчуга. За его спиной раскинулись величественные крылья, сотканные, казалось, из чистого света. Но самыми удивительными были глаза существа — глубокие, шартрезового цвета, в которых читалась мудрость, не принадлежащая этому миру.

— Азраил, — прошептал понтифик, узнавая в пришельце архангела смерти из древних текстов. — Ты пришёл за мной.

Малик, принявший облик ангела, позволил себе мягкую улыбку. Ему нравилась восприимчивость этого человека, его способность принимать необычное без страха, с достоинством, присущим истинно великим душам.

— Я пришёл к вам, Святейшество, — мягко поправил он. — Но не за вами. Во всяком случае, пока.

Папа внимательно изучал пришельца. Долгие годы службы и глубокая духовная практика развили в нём особую чувствительность к нюансам невидимого мира.

— Ты не тот, за кого себя выдаёшь, — сказал он после долгой паузы. — В тебе есть… иное.

Малик склонил голову в знак уважения к проницательности собеседника.

— Верно, Святейшество. Я не Азраил, хотя в некотором смысле выполняю схожую функцию. Я — предвестник трансформации, посланник нового мира, который приходит на смену старому. Моё имя не имеет значения, но если вам нужно как-то ко мне обращаться, можете называть меня Малик.

— Малик, — повторил понтифик. — «Король» на арабском. Весьма претенциозно для… кого? Ангела? Демона? Или чего-то, что наша теология ещё не определила?

— Скажем так, я существо из иного измерения, — ответил Малик, делая шаг ближе к кровати. — Моя природа выходит за рамки вашей теологической системы координат. Я не принадлежу ни Небесам, ни Аду в том понимании, которое вкладывает в эти концепции ваша вера.