Я также не стала очевидцем никаких нападений — ни тех,которые имели отношение к пресловутой «Мане», ни инсценированных стражами.

Полевые испытания были в разгаре, и все новички в моемклассе регулярно подвергались атакам. Тесты становились изощреннее, труднее, ивсем приходилось постоянно быть настороже. Эдди чуть ли не каждый день защищалЛиссу от очередного стража-«стригоя» — но это никогда не происходило при мне.Фактически ни на кого не нападали при мне. Спустя какое-то время я поняла, вчем дело. Ко мне проявляли снисходительность, опасаясь, что я могу несправиться.

— С таким же успехом меня могли просто отстранить отполевых испытаний, — как-то вечером жаловалась я Кристиану. — Всеравно я ничего не делаю.

— Да, но ты же участвуешь в полевых испытаниях, так очем тревожиться? Тебе так не хватает ежедневных стычек? — Он закатилглаза. — О чем это я? Конечно, не хватает.

— Ты не понимаешь. Эта работа не предполагает легкихпутей. Я хочу доказать, что могу ее делать… и им, и себе самой. Практикиникогда не бывает слишком много. В смысле, на кону ведь жизнь Лиссы.

И возможность для меня остаться с ней. Еще до того, как онирешили, что у меня крыша поехала, я беспокоилась, что меня могут разлучить сней. А что теперь?

Вот-вот должен был наступить комендантский час, когда мырасходились на ночь. Кристиан покачал головой.

— Роза, не знаю, в здравом ты уме или нет, но уверен,ты можешь стать — и скоро станешь — лучшим стражем, по крайней мере, из всехздешних.

— Ты только что сделал мне комплимент? — спросилая.

Он повернулся спиной ко мне и зашагал в глубь коридора.

— Спокойной ночи.

Моя жизнь по-прежнему представляла собой хаос, но я не могласдержать улыбки, направляясь к своему спальному корпусу. Находиться запределами зданий — это теперь всегда заставляло меня нервничать, поскольку яжила в постоянном страхе снова увидеть Мейсона. Правда, в преддвериикомендантского часа многие торопились по домам, а он обычно показывался, когдая бывала одна — то ли потому, что предпочитал сохранить свое появление в тайне,то ли потому, что был плодом моего воображения.

Упоминание в разговоре о Лиссе навело меня на мысль, чтосегодня я практически с ней не виделась. Находясь в состоянии относительногоспокойствия и удовлетворенности, я проскользнула в ее сознание, пока мое теломеханически продолжало идти.

Она находилась в библиотеке, что-то торопливо дописывала.Эдди стоял рядом, оглядываясь по сторонам.

— Лучше тебе поторопиться, — поддразнил ееон. — Она отправилась во второй обход.

Лисса захлопнула учебник как раз в тот момент, когда мимопрошла библиотекарша, сказав им, что пора уходить. Со вздохом облегчения Лиссазасунула свои бумаги в сумку и вместе с Эдди направилась к выходу. Он взял унее сумку и повесил на плечо.

— Это совсем необязательно, — сказала она. —Ты мне не слуга.

— Получишь ее обратно, как только справишься вот сэтим.

Торопясь вовремя покинуть библиотеку, Лисса запуталась всвоей куртке. Собственная неорганизованность заставила ее рассмеяться. Онавыправила вывернутый наизнанку рукав.

— Спасибо, — сказала она, принимая у Эдди сумку.

— Нет проблем.

Лиссе нравился Эдди — ну, не в романтическом плане. Онапросто считала его приятным парнем. Он всегда поступал так, как сейчас, —помогал ей и при этом превосходно справлялся со своими обязанностями. Причем онтоже руководствовался не романтическими мотивами — просто был одним из техредких парней, которые могут одновременно быть и джентльменом, и крутым. Вотношении него у нее были свои планы.

— Тебе никогда не приходило в голову поухаживать заРозой?

— Что? — спросил он.

«Что?» — подумала я.

— У вас так много общего, — продолжала она,стараясь, чтобы это выглядело небрежно, как бы между прочим, хотя внутренневолновалась.

Она считала это прекрасной идеей. Для меня это был один изтех моментов, когда, пребывая в ее сознании, я находилась чересчур близко кней. Я предпочла бы стоять рядом, чтобы иметь возможность образумить ее.

— Она просто мой друг. — Он засмеялсясмущенно. — И я не думаю, что мы так уж подходим друг другу. Крометого… — Его лицо омрачилось. — Я никогда не покушусь на девушкуМейсона.

Лисса хотела повторить мои слова о том, что на самом деле яникогда не была девушкой Мейсона, но у нее хватило ума позволить Эдди и дальшеверить в это.

— Жизнь не стоит на месте. Нужно идти вперед.

— С тех пор прошло не так уж много времени. Чуть большемесяца. И это не то, от чего можно оправиться быстро.

У него сделался печальный, отсутствующий взгляд, что былобольно видеть и Лиссе, и мне.

— Прости, — тихо сказала она. — Я не имела ввиду, будто это было что-то незначительное. То, что тебе пришлось пережить…Знаю, это было ужасно.

— Знаешь, что странно? Я на самом деле помню совсемнемного — вот что ужасно. Я был под таким кайфом, что не осознавалпроисходящего. Меня просто выворачивает от этого… ты даже не представляешь как.Быть таким беспомощным… Хуже этого нет ничего на свете.

Я испытывала то же чувство. Думаю, это характерно для всехстражей. Правда, мы с Эдди никогда не разговаривали об этом. Мы вообще оченьредко упоминали Спокан.

— Это же не твоя вина, — утешала его Лисса. —У стригоев очень мощные эндорфины. Бороться с их воздействием бесполезно.

— Нужно было сильнее постараться, — возразил он,открыв для нее дверь спального корпуса. — Если бы я хотя бы отчасти был всознании… Ну, не знаю. Может, Мейсон остался бы жив.

В этот момент я по-настоящему осознала, что терапиятребовалась нам обоим, и мне, и Эдди, причем сразу же после того, как мывернулись после зимних каникул. Я наконец-то поняла, почему обвинять себя вгибели Мейсона было неразумно. Мы с Эдди взваливали на себя ответственность зато, что не зависело от нас. Незаслуженно терзали себя чувством вины.

— Эй, Лисса! Иди сюда.

Серьезный разговор пришлось прервать — с другой сторонывестибюля Лиссе махали руками Джесси и Ральф. Мои защитные рефлексы мгновенновстрепенулись. И ее тоже. Они нравились ей не больше, чем мне.

— В чем дело? — настороженно спросил Эдди.

— Не знаю, — пробормотала Лисса, направляясь кним. — Надеюсь, это быстро.

Джесси ослепительно улыбнулся ей; подумать только, когда-тоего улыбка казалась мне сексуальной. Теперь-то я видела, что все это однопритворство и вообще дерьмо.

— Как поживаешь? — спросил он.

— Устала, — ответила она. — Мне нужно впостель. В чем дело?