– Не смей использовать мою «Огненную смесь» против меня! – рычит Пайпер из-за двери.

Я пою чуть громче, притворяясь, что не слышу ее.

– «Внутреннее пламя рвется вовне…»

– Мы уже далеко за пределами дурацких песенок. Так что хватит петь.

Я стою в углу, запрокинув голову, так что мой голос эхом разносится по туалету.

– «История жизни на коже ее…»

Пайпер бьет по стене своей кабинки, отчего начинают шататься и соседние.

– Хватит петь! Хватит притворяться, что все хорошо! Ничего хорошего тут нет!

– «Не сдавшись, она продолжает полет…»

Я пою. Пайпер кричит.

А когда у нее в легких кончается воздух, она глубоко вздыхает и снова кричит.

– Они ненавидят тебя! Они даже не прикоснутся к тебе! Ты шут! Мы обе шуты!

– «Над всеми…»

– Фредди Крюгер! – голосит Пайпер. – Отбивная!

– «…и всем воспарила!» – Я тоже почти кричу. – «Демонов своих победила!» – Во внезапно наступившей тишине мой голос вызывает эхо. – «И шрамы как крылья несет!»

Я пою заключительное «о-о-о», и, когда замирает последний звук, из кабинки доносится еле слышное:

– Твоя лучшая подруга пыталась покончить с собой.

– Знаю. – Я кладу ладонь на дверь кабинки.

Эхо от слов Пайпер сильнее, чем от моей песни.

– Ты что, не понимаешь? Хорошо уже не будет никогда, – она еле шепчет.

– А я и не говорила, что все будет хорошо. Я сказала, что не уйду.

Пайпер вытягивает ноги в соседнюю кабинку, и мне вспоминается, как я сидела за сценой в первый свой день в школе и боялась, что меня заметят.

– Три месяца назад у меня лопнула кожа на коленях, когда я пряталась за кулисами, – со смешком признаюсь я. – Потому что решила, будто заслуживаю лишь одиночества. Что никто не посмотрит на меня, и уж тем более не полюбит. А потом появилась девушка с ярко-розовыми прибамбасами и сомнительным вкусом в выборе париков.

Я пытаюсь открыть замок кабинки со своей стороны. Не получается.

– Пайпер, открывай. Мне нужна эта девушка. До сих пор нужна. Я не уйду без нее.

Пайпер молчит. Прочистив горло, я громко завожу другую «огненную» песню:

– «Эта девушка в огне…»

Дверь распахивается.

– Твоя взяла! Только заткнись!

Раздраженно фыркнув, Пайпер откидывается назад.

– Ты хуже всех, – не глядя на меня, заявляет она.

Я сажусь рядом с ней и легонько толкаю в плечо.

– Ты любишь меня.

Запрокинув голову, Пайпер упирается затылком в стену. Блеснув в уголке глаза, по ее щеке катится слеза и теряется в шрамах на шее.

– Знаешь, я не хотела умирать, – сознается Пайпер. – Я просто не хотела больше жить.

Ее глаза наполняются слезами, словно она сдерживала их лишь силой воли.

– Я думала, если опять начну ходить, все чудесным образом изменится. Но я осталась прежней. И они по-прежнему со мной. – Она указывает на ожоги на ногах под пластиковыми скобами. – Я так устала притворяться сильной.

– Ну и не надо. Рядом со мной не нужно притворяться.

Я обнимаю подругу за плечи, и она прислоняется шрамами к моей второй коже. Пайпер обмякает, и ее протяжный вздох эхом разносится по маленькой кабинке. Ее плечи трясутся, и мы обе даем волю слезам.

Некоторое время спустя она выпрямляется и утирает глаза рукавом. Вытянув ногу, я расстегиваю низ компрессионной штанины и демонстрирую яркокрылого феникса на лодыжке. Шмыгнув носом, Пайпер касается татуировки.

– Мисс-Нет-Добровольным-Шрамам сделала татуировку? Не верю!

– Это – совсем другое дело. Это напоминает мне, что ты теперь часть меня. Что вместе мы сильнее.

Я подаю Пайпер туалетную бумагу – промокнуть слезы с лица.

– Доктор Лейн дважды в неделю проводит со мной личные встречи. Я доросла до терапии для взрослых девочек, – сообщает Пайпер.

– Это хорошо.

Она смахивает слезу с моего подбородка и спрашивает:

– Ты точно хочешь стать частью моей жизни? Ничего хорошего из этого не выйдет.

Я указываю на свое лицо.

– Да ну? Вообще-то у меня в этом немалый опыт.

Пайпер тихо смеется. Высморкавшись, она швыряет комок бумаги в маленькую мусорную корзинку на стене.

– Что дальше?

– Ну, для начала мы выйдем из туалета, пока кто-нибудь не подумал, что у нас расстройство желудка.

Пайпер качает головой.

– Поздно. Меня уже все обсуждают.

Поднявшись, я подаю ей руку.

– Мне, в сущности, все равно, что они думают. Кроме того, мы выйдем вместе. Мой лучший друг сказал мне как-то, что в старших классах в одиночку не выжить.

– Умно. – Поднявшись на ноги с моей помощью, Пайпер опирается на стену и мою руку в поисках равновесия. – И сильно сказано.

– И невероятно скромно. – Я обнимаю ее за плечи. – Мы выдержим. Старшим классам не одолеть двух истинных фениксов. Или правильно будет фениксих?

– Фениксиц.

Я подтягиваю к Пайпер ходунки, и она с усилием передвигает ногами. Наконец выпрямившись, она победно вскидывает в воздух кулак.

– Я – пример для подражания!

– И невероятно смелая! – говорю я.

– Свершившееся чудо, – со смешком подхватывает Пайпер.

– Самая удачливая из выживших, отважившаяся посмеяться в лицо смерти.

Двинув ходунки вперед, Пайпер с трудом подтягивает ноги, словно вместо пола здесь незастывший бетон, и вздрагивает. Тяжело дыша, она снова хватается за мою руку.

– Мне страшно.

– Мне тоже, – признаюсь я, поддерживая ее за талию.

Я открываю дверь, и мы выходим.

Вместе.

Этим же вечером я упаковываюсь в чудовищно нелепое платье Глинды. Кора, паникуя на полную катушку, мечется по квартире и собирает необходимые вещи: телефон, профессиональный фотоаппарат, купленный специально для подобных случаев, шнур питания и запасной аккумулятор для фотоаппарата – если в городе вдруг отключат электричество, то она – и только она! – сможет запечатлеть великолепие школьного мюзикла с моим участием.

Точно так же Кора собиралась на выступления Сары – ее сумка раздувалась до предела, словно она обокрала отдел аудио- и видеотоваров. Гленн уже в дверях, следуя строжайшему наказу Коры, что мы ни в коем случае не должны опоздать. С фотоаппаратом в руках он топчется в своих любимых ковбойских сапогах по коврику, пока Кора застегивает молнию на моем платье.