Лаврик свернул за угол так резко, что машина на миг оторвалаот асфальта оба левых колеса. За углом послышались автоматные очереди, парочкапуль просвистела в стороне, но они уже были далеко…

Мазур перегнулся назад, посмотрел. Адмирал съежился вкомочек на полу, живехонький и здоровехонький, с белым, как мел, лицом. Жалко.В голливудских фильмах подобные типы обычно в конце обязательно попадают подзлодейскую пулю, так что положительному герою и не приходится самому пачкатьруки – но они, увы, не в Голливуде, а в сотрясаемой неведомым мятежом Аравии…

Иногда человеку совсем немного нужно для счастья. В данныймомент счастье Мазура и его орлов заключалось в том, что боеприпасов у них былохоть завались, сколько душе угодно, а вдобавок им не нужно было притворятьсякем бы то ни было. И о последствиях для большой политики думать не нужно.Задача была проста – прикрыть погрузку любыми имеющимися в их распоряжениисредствами. И, между прочим, любой ценой.

Вот только не появилось пока что ни «Ворошилова», ни тех,кто должен был на него погрузиться, ни тех, кто попытался бы помешать.Пространство меж пакгаузами, давным-давно разбитое на секторы стрельбы,оставалось пустым и безлюдным. Даже докеры и портовые бичи куда-то попрятались,хотя их никто специально не разгонял. Ничего удивительного – после утреннихшумных событий и до сих пор не стихших на улицах столицы перестрелок народпредпочитал отсиживаться по укромным местечкам, пока не настанет хоть какая-тоопределенность и станет совершенно точно ясно, чего от новой власти ждать и чтоей, собственно говоря, от людей надо.

И делать было совершенно нечего – привычно ждать разве что.Они ждали уже сорок семь минут…

– Я-то всегда полагал, что архивы – в Джаханнеме, –сказал Мазур, чтобы только не молчать.

Примостившийся рядом с ним за баррикадой из металлическихбочек Юсеф грустно улыбнулся:

– Есть такая притча… Однажды у старосты в деревенской казнезавелись приличные для бедных крестьян деньги. Ну, конечно, стали думать, гдеих понадежнее спрятать от лихого народа. В конце концов выбрали самое надежноеместо – в кроне высоченной пальмы посреди деревни, куда так просто не заберешься.И двое сторожей с дубинами днем и ночью ходили под пальмой, никого неподпуская…

– И что?

– Деньги были спрятаны совсем в другом месте, о нем зналтолько староста, и никто там не караулил…

Мазур улыбнулся из вежливости. Он уже читал где-то этуисторию применительно к Европе – ну, что поделать, крестьянское мышлениеповсюду идет параллельными курсами…

Прислушался. Далеко отсюда все еще слышалась пальба – где-тов центре столицы продолжали выяснять отношения.

– Если бы вы пустили на них свою морскую пехоту.. –сказал Юсеф с тоскливой покорностью судьбе. – У вас здесь такая сила…

Лаврик покосился на них, пожал плечами:

– Против кого бросать морпехов – это понятно. А вот – закого и за что? Не подскажешь, товарищ?

Юсеф молчал, уставясь себе под ноги, ему было плохо, оченьплохо. Он не просто проиграл – он просмотрел…

Ну, предположим, прохлопал все-таки Асади, но от этого нелегче, виновны все понемножку, и местные спецы, и коллеги Лаврика, и коллегиВундеркинда…

Хасан переиграл всех. Тихонький, незаметный, бесцветный дажегенерал Хасан, которого все считали недотепой, никудышным руководителем,бездарностью, державшейся среди вождей революции исключительно благодаряпрошлым заслугам. Предположим, он таким и был – но это не помешало ему, тряхнувстариной, найти сообщников, распропагандировать парочку полков и устроитьпереворот. В то время как его в качестве личности, способной затеять успешныйпутч, никто всерьез и не рассматривал. Грешили на Бараджа, присматривали за полудюжинойамбициозных и недовольных своим положением полковников – а удар последовал стой стороны, откуда его никто не ждал. И, соответственно, не озаботилсяпредпринять на этом направлении какие бы то ни было оборонительные меры…

Он уже выступил по телевидению, торжественно объявив, чтодуша его не выдержала страданий народа и он почел своим долгом обнажитьсверкающий клинок, дабы исправить все ошибки, перегибы, преступления инеобдуманные реформы, предпринимавшиеся прежним руководством, оказавшимся не навысоте. И заявил при этом, паскуда, что Касем, оказывается, был убит во дворцевозмущенным народом (благо свидетелей не было, всем, в том числе и Юсефу,удалось выскользнуть из дворца, а непосредственный исполнитель отправился натот свет).

Черт его знает, кто за ним стоял, и чем все должно былокончиться. Пока что новоявленный президент усиленно дистанцировался от любыхвнешних сил. В советское посольство он прислал какого-то прыткого полковника,заявившего, что президент ссориться с советскими товарищами не намерен, неговоря уж о том, чтобы, боже упаси, предпринимать против них действия. Однакоубедительно просит оставаться в местах постоянной дислокации и проживания, носуне показывая за ворота – иначе Хасан, не в силах пока что совладать с народнойстихией, ни жизни, ни здоровья никому не гарантирует.

Одним словом, ультиматум был ясный и неприкрытый – и Москвасоветовала его пока что принять, чтобы не обострять насквозь непонятнуюобстановку. Вот только Мазура и его группы это устное соглашение нисколечко некасалось – они выполняли очередное задание, по своей всегдашней привычкенаплевав на то, что никто им ничего не гарантирует. Для них это было в порядкевещей… Привыкли считать единственной гарантией свою собственную ловкость вовладении оружием…

Юсеф радостно вскрикнул – красавец «Ворошилов» подошел кпирсу, и прежде чем он успел коснуться бортом гирлянд, развешанных вдольбетонной стенки автомобильных покрышек, на берег перепрыгнул офицер, что естьдуху помчался к бочкам, за которыми сидели трое, закричал издали:

– Мазур кто?

Мазур молча ткнул себя в грудь большим пальцем.

– Они сейчас подъедут! – проорал среди окружающейтишины офицерик так, словно пытался перекричать грохот Ниагарскоговодопада. – Только что была связь! За ними вроде бы погоня, ребята, вы ужне подведите…

Физиономия у него была молодая, глупо-азартная, румяная, ана плечах красовались лейтенантские погоны, похоже, еще необмятые.

– Ребята, вам, кровь из носу, нужно…

– Бежи, пацан, бежи, – сказал Мазур вполнемирно. – Скажи старшим дяденькам, все будет в ажуре…

– Мне доложить…

– Да пошел ты нахрен! – рявкнул Лаврик. – Сказалитебе уже, что доложить!

Салажонок вспыхнул от обиды, но, разглядев на плечах Лаврикапогоны с двумя просветами, связываться не стал. Лихо, совершенно по уставу отдалчесть, повернулся на месте и припустил к сходням, уже переброшенным на пирс.Лаврик поморщился: