Учитель здесь совмещает роли солиста и дирижера. Он сохраняет фокус внимания аудитории на своих репликах (обрывая попытки отдельных «заводил» поддразнить опоздавшего ученика), он тестирует настроение аудитории, он ставит жесткие рамки взаимодействию, технично переводя его из формата асимметричного, но все же неформального общения, в формат строгого следования сценарию урока. Необходимое условие возможности такого формата – изоляция данной «сцены» от иных «сцен» социальной жизни. Классная комната герметична:

Обособленность некоторых «сцен» городской жизни – их способность быть в городе и не быть городом – традиционно делает дисциплинарные контексты излюбленным предметом изучения социологов. Классная комната у Полларда, психиатрические клиники у Гофмана, тюрьмы у Фуко – герметика этих контекстов позволяет исследователям на время вынести за скобки сам город, как если бы их собственная локализация была вторичной по отношению к их способности локализовать, дислоцировать, фреймировать человеческие взаимодействия.

«Гофмановский „Анализ фреймов“ может быть понят как попытка „распаковать“ идею контекста», – замечает Томас Шефф, один из классиков американской социологии эмоций и известный почитатель таланта Ирвинга Гофмана [Scheff 2005]. (Впрочем, тут же добавляя, что сама эта идея часто вводит в заблуждение ученых-гуманитариев своей «глобальностью и недифференцированностью».) Мигель Зикарт, критик гофмановского контекстуализма, предупреждает: «Понятие контекста опасно. Слово, часто используемое в социологических исследованиях, контекст, применяется для обозначения всего, что окружает человеческое действие» [Sicart 2014: 106]. Однако тут же нехотя признается: «Я вынужден сохранить понятие контекста из‐за его интуитивной ясности и укорененности в обыденном языке» [там же]. Практически все пишущие об «Анализе фреймов» (и критики, и почитатели) сходятся в одном: фрейм – это собирательное обозначение типичного, воспроизводимого контекста повседневных взаимодействий. Нет контекста – нет взаимодействия.

Исследователю, который решит воспользоваться ресурсами фрейм-анализа для изучения городской жизни, можно теперь только посочувствовать. Потому что «фрейм» – концепт-канатоходец. Он должен одновременно схватывать как минимум три разных аспекта повседневного мира:

– пространственно-временные характеристики фрейма как контекста взаимодействия (дислоцированность и секвенциональность);

– метакоммуникативные характеристики фрейма как «сообщения о сообщениях»;

– когнитивные характеристики фрейма как схемы категоризации социальных событий.

При этом фрейм-аналитик может смещать акценты по своему усмотрению, но он не может:

а) редуцировать фреймирование к «профайлингу», когнитивной механике различений и категоризаций (как это делает Эвиатар Зерубавль [Zerubavel 1991]);

б) свести фрейм к набору метакоммуникативных сообщений (как это делает Грегори Бейтсон);

в) ограничиться описанием жестких пространственно-временных контекстов взаимодействия, предписывающих и детерминирующих протоколы поведения (как в приведенном выше примере делает Энтони Гидденс).

Но и это еще не все. То место, на которое в социальной теории претендует понятие фрейма – место собирательного обозначения контекста человеческого взаимодействия в конкретных обстоятельствах «здесь и сейчас» – уже занято другим концептом. Цитата из книги Энтони Гидденса, которую мы привели выше в сокращенном виде, полностью звучит так:

Даже классик фрейм-анализа Ирвинг Гофман начинает с концепта ситуации и лишь после долгих размышлений все же решает заменить ее фреймом.

Почему? Именно здесь в фокусе оказывается третье (а исторически – первое) основание анализа фреймов – символический интеракционизм.

Один из создателей американского прагматизма Дж. Дьюи писал:

На первый взгляд, ситуация – категория, идеально подходящая для изучения контекстов человеческих взаимодействий. Предложенная в философии прагматизма, она переходит в социологию Чикагской школы, где детально разрабатывается Уильямом Томасом [Social 1991: 6], а затем становится одним из центральных понятий теории символического интеракционизма [Blumer 1969; Glazer, Strauss 1972].

Сегодня кажется странным, что Чикагская школа породила сразу две настолько различные исследовательские программы. Однако по мере того, как первые два поколения исследователей-чикагцев сменяются третьим (Г. Блумер, А. Стросс), на самом старом американском факультете социологии интеракционистская теория плавно вытесняет столь дорогую сердцу первых чикагских социологов теорию сообществ и городскую экологию.

В сущности, весь символический интеракционизм, по мысли его создателя Герберта Блумера, может быть сведен к трем базовым аксиомам:

– люди взаимодействуют друг с другом на основе тех значений, которые они приписывают различным аспектам окружающего их мира;

– эти значения сами, в свою очередь, являются производными от социального взаимодействия;