Появившийся из ниоткуда Тухломон крайне заинтересовался. Егокрасный носик зашмыгал с лисьей увертливостью.

– Какое единение душ! Вы любите детей? Давайте любить детейвместе! А уж я-то как их обожаю! – завопил он и попытался повиснуть у Эссиорхана шее.

Даф подумала, что ей придется браться за флейту, потому чтоиначе от приставучего комиссионера не отделаться, однако Эссиорх, мотнувголовой, запретил ей это делать.

– Кто ты такой? – спросил Эссиорх рассеянно. Настоящийхранитель из Прозрачных Сфер не запоминает имен комиссионерской мелочи.

– О, никаких формальностей! Зовите меня просто: повелитель,– расцветая, представился Тухломон и сделал ногой движение, будто сгребал кучкумусора.

Эссиорх хмыкнул. Пластилиновый человек ему не нравился, нопока что забавлял.

– Дети и женщины, женщины и дети! Как это, если вдуматься,чудесно! Женщины вообще самые забавные животные после лошадей! – с чувствомпрорыдал Тухломон.

– Тухломон! Оставь постановочные истерики для родственников!– велела ему Улита, да куда там.

Как всегда, комиссионера буквально зашкаливало от эмоций. Онподпрыгивал и вился вокруг Эссиорха, как голодная уличная собака вокруг добройдворничихи.

– Так как насчет того, чтобы совместно гладить детишек по ихпротивным маленьким головкам? Давать им шоколадки! Если некоторые будутсмущаться, я могу держать их за руки, пока вы будете заталкивать шоколадки в ихкариесные ротики!

Эссиорх, несколько растерявшийся поначалу, сообразил, какему вести себя с глумящимся и увертливым комиссионером. Шуточками от Тухломошибыло определенно не отделаться.

– Если вы предлагаете это с чистым сердцем, уважаемый, тобудьте благословенны. Et libera nos a malo,[12] – серьезно произнес Эссиорх.

Едва прозвучали эти тихие, полные чувства слова, Тухломонпередернулся, замахал руками, завопил и сгинул. Там, где он стоял, снеграстаял. В земле образовалась ровная дыра с опаленными краями. Даже Арея, хотяон устоял на ногах, отбросило к стене. Эйдос Мефа отозвался болью. Буслаевупочудилось, будто в сердце ему вдавили зажженную сигарету.

Метнувшись к Эссиорху, Арей сгреб его за ворот и пригнул ксебе. Как не был силен Эссиорх, мощная рука мечника мрака согнула его, каккрупный лещ сгибает бамбуковую удочку.

– Эй ты, создание света! Прикуси язычок! Помни, где ты! –рявкнул Арей.

– Я всего лишь благословил этого лицемера на добрые дела!

– Ничего себе! Не скажу, что мне жаль, но ты его прикончил!

Эссиорх виновато взглянул на землю. Затем жестом попросил уАрея отпустить его, спустился в котлован и тщательно, как ищейка, обнюхал краядыры.

– К сожалению, нет. Он жив. Эта формула не из самых сильных.Если бы я хотел всерьез его размазать, я бы произнес что-нибудь в духе… э-э…даже не знаю. Ну хотя бы: «Lava me et super nivem dealbabor»…[13] Ай, я нехотел!

Резиденция мрака содрогнулась. Из носа у Мефа хлынула кровь.Арей вновь был отброшен на стену, причем на этот раз так, что глаза у негозакатились. Не дожидаясь, пока мечник придет в себя, Даф схватила Эссиорха заруку и потащила его за собой. Хранитель вяло сопротивлялся.

– Эй, ты чего? Погоди! А Улита?..

– Вот именно: Улита! Если не хочешь оставить ее соломеннойвдовой, у тебя есть двадцать секунд!.. На твоем месте я бы использовала их,чтобы оказаться подальше отсюда! Арей тебя зарубит! – сказала Даф, озабоченнооглядываясь.

– Но я же только…

– Две секунды уже прошло.

Хранитель заколебался.

– Хорошо, я уйду. Но скажи Улите, что…

– Пять секунд!..

– Так ты скажешь Улите?

– Да-да, что ты ее любишь, извиняешься, переживаешь,умираешь от страсти и прочая чушь строк на десять без абзацев, мелким шрифтом,с одним интервалом… Да мотай же ты отсюда, горе ты луковое!

Эссиорх повернулся и побежал, то и дело оглядываясь и,видимо, ощущая нелепость ситуации. Отбежав на десяток метров, Эссиорхопомнился, хлопнул себя по лбу и исчез. Не только стражи мрака умеюттелепортировать. Проводив Эссиорха взглядом, Даф подумала, что с собственнымстражем-хранителем так не разговаривают. Мрак уже успел заразить ее бытовымхамством.

Даф стало горько. Она оглянулась на резиденцию мрака.Уговаривая Эссиорха поскорее сгинуть и не напрашиваться на неприятности, онаотошла от тринадцатого дома довольно далеко. Старый особняк, закутанный встроительную сетку, напоминал раздавленную, оплывающую медузу на морскомберегу. Фигуры Мефа, Улиты и даже Арея отсюда смотрелись незначительными,маленькими. Казалось, закрыл их ладонью – и все, исчезли. Непонятно было, какоеместо они вообще занимают в ее судьбе. Зачем ей возвращаться? К чему? Иглавное: к кому? Меф с ней неоткровенен. Все эти его насмешливые слова иполуулыбки! А легкая снисходительность посвященного? Невыносимо!

Все это время она жила здесь исключительно ради него.Привязывалась, опутывала себя сетью приятных привычек, которые порой удерживаютрядом с человеком куда больше, чем сама страсть. Вырвать из сердца стрелукупидона задача непростая, но кто сказал, что репьи привычек выпутываются изволос легче?

Даф ощутила усталость. Нет уж, хватит… Если она нужна Мефу,он найдет ее сам. Стихийно приняв решение, она разбежалась, подпрыгнула.Соскучившиеся крылья материализовались с величайшей готовностью. Нескольковзмахов – и Даф исчезла в белесом, уставшем от снега небе…

Две беспокойные тени

У мужчины средой-проводником служит внутренняя сторонаповерхности тела, заряд проводится из внутреннего электрического моря огня всредоточие духа, а оттуда уже заряжается фантазия. Отводится же заряд вовнешнюю природу – в нее изливается его сила, и он экспериментирует с ней пособственному произволу.

У женщины средой-проводником служит внешняя сторонаповерхности тела, заряд идет из внешней природы, достигает непосредственночувства, от него же внутрь бежит то, что отталкивает этот заряд. Природаэкспериментирует в духовной сфере женщины.