Да, именно так, большими буквами. Коты все всегда делают сбольшой буквы, вне зависимости от того, персидские ли они, сибирские или совсемредкие, так называемые podzabornye.

Когда Меф вошел, кот не соблаговолил проснуться. Посленескольких бессонных дней и ночей Депресняк вымотался и теперь, объевшись,выбрал для сна привычное место. При приближении Мефа он даже не приоткрылнастороженно правого глаза, как делают все дремлющие кошки, так что, похоже,дрыхнуть он собирался долго и непробудно. Чуть в стороне от кота, наполовинупод батареей, наполовину на ковре, лежал рыбий скелет.

Мгновенно догадавшись, что это, Меф присел с ним рядом накорточки. Скелет лежал как-то совсем обычно и даже не излучал переливающегосясияния. Видимо, вобла тоже дремала, насколько это было возможно в ее случае.

Снег тем не менее продолжал валить и валил так густо, чтоМефодий почти ощущал настойчивое, но вкрадчивое давление снежинок на стекло. Соскелетом определенно нужно было что-то делать, причем делать срочно. Но что?Отдать его свету или вернуть мраку? Меф наклонился и поднял скелет воблы. Ротрыбы нехорошо кривился. Плоские мертвые глаза загорались и сразу гасли. В нихмерцала дремотная ирония.

Меф ощутил внезапное головокружение, но, готовый к чему-топодобному, сумел сохранить сознание в прежних границах. Лишь невзрачные обоиокрасились в лиловый цвет, а рядом с телевизором материализовался граммофон,которого в действительности не существовало. Правда, это никак не мешалограммофону бойко играть «Дунайские волны». Из граммофонной трубы звуки вылеталиполосатыми мухами. Садясь на потолок, мухи складывались взагадочно-бессмысленные слова, которые невозможно было читать, поскольку они,то и дело перелетая, менялись местами.

Меф зажмурился и принялся старательно вычищать сознание отвсего чужеродного, привнесенного мистической рыбой. Он представлял, будтоделает генеральную уборку, выгребая из комнаты рваную бумагу и апельсиновыекорки. Когда пятью минутами позже он открыл глаза, граммофон исчез и обоиперестали быть лиловыми, хотя, говоря объективно, все равно имели какой-топакостный оттенок. Ну да дареному коню, как известно, в ценник не смотрят!

Меф понял, что справился и получил над артефактом власть.Все-таки артефакт был не из самых сильных, хотя и отличался известнойназойливостью. Именно поэтому в лопухоидном мире ему не место. Эдем или Тартар– другое дело.

– Решай, подруга: свет или мрак? Ну? – спросил Меф у воблы,точно она могла выбрать сама.

Вобла продолжала дремать. Свою магию она творила во сне. Ей,видимо, было все равно, чьи воды не баламутить. Уяснив это, Меф взял со стулапакет, вытряхнул из него книжку, которую обычно читала в метро Зозо, и положилскелет воблы. С пакета лицемерно скалился смуглый полуголый красавец, которыйвполне мог быть воплотившимся суккубом. Шаловливый маркер Зозо уже подрисовалкрасавцу спортивные шорты и нечто вроде страстных молдавских кудрей. Мама Мефалюбила развлечься по дороге на занудную работу.

– Тогда я знаю, кто решит твою судьбу. Это будет подарокмалость поудачнее дохлых роз и протухших щенков, – сказал Мефодий вобле и,покачивая пакетом, выдвинулся в коридор.

– Уже уходишь? – крикнул Эдя, сидевший в кухне на табурете.

К подбитому сегодня в «Блинах» глазу он прикладывал холоднуюпивную банку, к которой ранее успел приложиться в другом смысле. Еще три пустыепивные банки на полу намекали, что Эдя подходил к лечению серьезно икомплексно.

– Да. Считай, что уже ушел.

Хаврон кивнул. Его мало волновало, что племяннику нет ещепятнадцати, а метро не ходит. Доберется как-нибудь.

– А этого кошака лысого с собой возьмешь или можно сдать егона опыты по выращиванию волос? – поинтересовался он.

Буслаев пообещал, что за «лысым» он вернется завтра.

– Или даже сегодня, – уточнил он.

– Звучит многообещающе. Ну так и быть, мы постараемся дожитьдо твоего возвращения. Если он не проснется, то скорее всего доживем, – отважносказал Эдя и вновь поочередно приложил банку сперва ко рту, а затем к глазу.

Мефодий стал поворачивать замок.

– Это что за фокусы? А с матерью поговорить? – возмутилсяЭдя, которого после пива пробило на сентиментальность.

Спохватившись, Меф подошел к дверям ванной и постучал.

– Эдя, отвали! Не видишь, я голову мою? – возмутились сквозьплеск воды.

– Мам, это не Эдя! Это я, Меф!

– Я ничего не слышу! У меня вода течет! Выйду через пятьминут, ну в крайнем случае через десять! – воинственно отвечала Зозо.

Меф перевел десять минут на женское время и понял, чтораньше чем через час в объятия матери ему упасть никак не удастся. Эдя тоже этосообразил и развел руками: раз так, мол, то топай.

– Когда она вылезет, я расскажу ей что-нибудьдушераздирающее. Типа ты пришел посоветоваться, как завязать с наркотиками, нобоялся надолго задержаться, потому что тебя разыскивают за хранение ядовитых ивзрывчатых веществ. К тому же внизу в такси тебя ждала тридцативосьмилетняянегритянка из Конго, которую ты должен отвезти в роддом, чтобы поздравитьлюбимую маму с первым внуком! А она, эта беспечная клуша, все это время нагломыла голову моим шампунем! – пообещал Хаврон и вновь радостно заржал.

– Эдя, у тебя жар! – сказал Меф.

– У меня жар? У меня дома эта селедка обглоданная! Вот что уменя! А ну уноси ее давай! – крикнул Хаврон и прицелился в племянника пальцем,точно намереваясь сказать «пуф!».

И вот уже старенький лифт, который ночью шумит и жалуется нажизнь почему-то куда громче, чем днем, повез Мефа вниз. Он вышел из подъезда иостановился. Дорогу Мефодию заступили четыре фигуры. В ночи они казалисьобведенными золотистым контуром. От крыльев, висящих у них на шее, разливалосьмягкое сияние. Меф понял, что они уже знают. Пора!

* * *

Сжимая пакет, Меф шагнул вперед, инстинктивно сокращаядистанцию. В его руке сам собой возник меч, хотя он сознавал, что у него почтинет шансов. Один против двух боевых двоек! Да они расстреляют его маголодиямипрежде, чем он успеет нанести удар.

Разговор был кратким. Протяженной и пустой может быть толькоболтовня. Это она тяготеет к бесконечности в ущерб смыслу.

– Отдай! – приказал Мефу похожий на гнома Фукидид.

– Нет! – ответил Меф.

– Точно не отдашь? – сухо уточнил Фукидид, оглядываясь насвоих.

– Нет! – повторил Меф.