уже турками в осаду. Владимир решил, что это добрый знак, искренне верил, что сей царский приказ означает государево прощение и доверие. Тут же впопыхах начались сборы, для обоза везли многочисленную снедь, в кузницах застучали молоты.

Сияющий и вдруг похорошевший, Владимир стоял перед женой. Не скрывая слез, она радовалась за супруга, все держала за руку, не хотела отпускать, гладила грудь, ощущая под платьем его кольчугу.

– Я буду молиться за тебя! – сказала Евдокия, силясь улыбнуться. Почувствовав прилив необычайной нежности, Владимир поцеловал жену в лоб и прижал к себе.

Затем попрощался с детьми, каждого троекратно поцеловал и перекрестил. Даже нелюбимого сына Василия обнял и приказал беречь своих меньших братьев и сестер. Отрок с вечно запуганным взглядом склонил голову перед отцом и кивнул.

Все жители Дмитрова собрались поглядеть на торжество, с коим из города выезжал князь со своим полком. Все воины в богатых доспехах, на мощных конях, украшенных попонами разных цветов. Люд славил князя, детишки с восторгом охали, глазея на доспехи ратников и мерно идущих коней. Владимир отвечал горожанам улыбкой, затем у ворот на мгновение остановился, отъехал в сторону, пропуская полк вперед себя. Покружив на месте, обернулся он к своему дворцу, перекрестился и пустил коня из ворот рысью, обогнав ратников, снова поехал во главе полка.

Тем временем в Москве уже решалась его судьба…

Малюта был доволен жизнью. Перед безвестным еще недавно дворянином трепетала теперь вся держава. Мог с гордостью сказать, что своими руками заработал свое возвышение, ибо скольких пришлось допросить, уличить, пытать за последние два года! Главное, что сам государь его любит и жалует, зовет иногда с собой в шахматы играть. Малюта в шахматы играл плохо, зато разговор поддержать умел, даже суровый и страшный для всех, мог рассмешить государя-батюшку.

Жалованье росло, терем новый отстроил, жена носит новые наряды и жемчужные украшения. Всего добился! И решил пойти еще дальше – породниться с государем. Сумел выдать старшую дочь за Ивана Михайловича Глинского, сродного брата царя. А недавно предложение породниться прислал и сам Иван Андреевич Шуйский – хочет женить одного из пяти сыновей. Здесь Малюта задумался. Он, безродный счастливец судьбы, думал, принять ли предложение князя Шуйского, самого князя из династии Рюрика! Верно, ему, недавно вступившему в опричнину, необходимо хорошо закрепиться, а родство с Малютой, влиятельным в братии человеком и близким подданным государя, может сыграть на руку. Что ж, почему бы и нет?

В тот день, когда Москва хоронила царицу, Малюта, счастливый отец семейства, собирался на службу. Поел скромно, помолился и пошел туда, где его ждала работа. Придя, по-хозяйски надел передник, дабы не испачкать одежду кровью, пригладил редкие волосы и, войдя в темноту подземелья, уверенно направился, куда ему нужно, словно видел во тьме.

Пока шел без света, словно находя нужный ему путь по запаху, Малюта думал о последних известиях при дворе. Иоанн по настоянию его сообщил Басмановым и Вяземскому о намерении идти с походом на Новгород, карать изменников Пимена и местных дьяков. Молвят, советники государевы тогда в лице поменялись, начали отговаривать Иоанна от этого шага. Но Малюта знал, царь не отступит, ибо и сам хочет избавиться от своих советников. Вот он, его путь к власти. И Басмановы, и Вяземский, устроившие Малюту на придворную службу, стояли на его пути. И он расправится с ними без малейшего сожаления.

Вяземский едва ли не сразу отправил своего слугу предупредить союзника Пимена, дабы тот успел что-либо содеять для своего спасения до прихода государя, возможно, защитить город (и тогда войны не избежать, ежели Новгород восстанет) – Малюта уже знал об этом (у него везде есть свои глаза и уши). Иоанн скоро узнает об этом от самого Малюты. Судьба ближайших советников царя уже решена, Иоанн руками Малюты расправится с ними. И тогда путь к вершине придворной власти будет открыт пред ним… А там великий почет, богатства – все, о чем бывший безвестный ратник не мог и мечтать. Но до этого еще много нужно содеять. Он внезапно остановился, сузил свои страшные глаза.

– Ну что, Молява? – спросил он в темноту. – Расскажешь сегодня, что за снадобье при тебе было на кухне да откуда деньги большие взял?

Это был царский повар Молява, при котором опричниками якобы было найдено какое-то снадобье и приличная сумма денег.

– От князя Владимира Андреевича получил яд… От него, – отозвался полумертвый человек. Малюта довольно потер руки:

– Хорош! Хоть пальцы тебе снова ломать не придется! Значит, говоришь, князь Владимир тебе деньги дал?

– Истинно так! – простонал голос из темноты. – Но ядом, предназначенным для государя и его сыновей, отравилась только царица…

– Так бы сразу вчера, а! – сказал Малюта, с хрустом потянув спину. – А то пока пальцы тебе ломал, пока зубы выдергивал, истомился весь! Сегодня от оно как! Быстро озаренье пришло! И, говоришь, сыновья твои тебе в том помогали?

– Нет, нет! Нет, только не они! – взмолился срывающийся голос.

– Сыновья! Кто еще? – гневно пробасил Малюта. – Говори, паскуда!

Но Молява уже не говорил, лишь кричал обреченно и дико, всхлипывая. Вздохнув утомленно, Малюта из кармана передника вынул клещи, каким у жертв рвал зубы, ногти и ноздри, крепче взял в руку и приблизился к извивающемуся у стены царскому повару…

* * *

В палатах архиепископа Пимена обедали главы новгородских приказов, именитые дьяки, в руках которых находилась власть над городом.

Здесь был Кузьма Румянцев, тот самый, кто стоял за выселением горожан из Новгорода; Андрей Безносов, долгое время служивший личным дьяком государя, а также Федор Сырков, знаменитый тем, что когда-то помогал митрополиту Макарию составлять его великие Четьи-Минеи. Среди них не хватало еще одного – Василия Данилова, схваченного и арестованного по «изборскому делу». Не так давно он был казнен.

Дьяки задумчивы и мрачны. Долгие годы всё в городе было устроено так, как надобно им. Мзду брали, не чураясь, потому и ходили в шубах, с позолоченными наручами на атласных кафтанах, со сверкающими камнями в перстнях.

Пимен, который от их теневых дел также имел доход, срочно собрал дьяков у себя. На столе много угощений – различная рыба, ягоды, грибы, пироги, великолепное вино. Но кусок не лез в горло – из слободы от верного друга Пимена Афанасия Вяземского пришло известие о том, что в Новгород со своим опричным войском должен прийти сам царь. После казни Данилова дьяки отнеслись к этому серьезно.

– Может, откупимся? – предложил Безносов, оглядывая гостей митрополита своими выпученными, как у рака, глазами.

– Поглядим, как ты откупишься, когда выяснится, что