через эту самую дверь по адресу Брансуик-сквер, 40, моя мать рассталась со мной, когда мне было два месяца и один день от роду.

Я ожидала, что после входа через парадную дверь меня вежливо проводят к лестнице, идущей вниз, где ланч, несомненно, будет устроен в подвальном помещении. В конце концов, не без злопамятства думала я, разве нас, найденышей, не прятали с глаз долой большую часть нашего детства? У меня не было оснований полагать, что наш статус повысился.

Вместо этого после взволнованных узнаваний и радостных объятий в холле с парой «девочек» из школы я обнаружила, что нас ведут НАВЕРХ по великолепной лестнице с деревянными перилами, которую, как мне рассказали, удалось спасти из мальчишеского крыла старого здания госпиталя. Мы миновали исторические картины на стенах по пути на следующий этаж, где меня тепло приветствовали несколько других современниц, включая Маргарет, соучастницу моего преступления! Все это время мы оживленно делились подробностями нашей жизни и добродушно вспоминали наши школьные тяготы, кожаные ремни и розги, зверства мисс Вудворд возле плавательного бассейна и те случаи, когда нам удавалось выйти сухими из воды. Я словно во сне перенеслась во времена моей жизни в госпитале, когда меня звали Дороти Сомс.

Бывших найденышей провели в комнату, пышно обставленную антикварной мебелью, с картинами на стенах и превосходным лепным потолком с цветочным орнаментом. Около сотни мужчин и женщин смешались друг с другом, прежде чем занять места за длинными столами, накрытыми белыми скатертями.

Каким утешением должна была оказаться встреча с теми, кого она когда-то знала и потеряла, кто действительно мог понять ее прошлое! Но предстояли и другие сюрпризы. Когда моя мать заняла свое место и посмотрела на главный стол, то обнаружила, что вместе с сотрудниками администрации Корама и другими почетными гостями там находилось несколько бывших найденышей. Она не ожидала увидеть их сидящими на почетных местах и еще больше удивилась, когда они начали вставать и произносить выразительные речи.

Пока моя мать слушала, она испытывала невообразимую радость. Она отразила очарование этого вечера в следующей заключительной фразе: «Наконец-то мои дорогие найденыши обрели свое место и голос!»

Читая эти слова, я в полной мере ощутила значение этой второй поездки в Лондон; это послужило толчком для моей матери, чтобы она взяла в руки перо и бумагу и впервые попыталась рассказать свою историю, чтобы поделиться секретами, которые она скрывала в течение всей жизни.

В конце концов не только ее современники и современницы из госпиталя обрели свой голос.

Прошло более тридцати лет с тех пор, как я обнаружила свою мать в тускло освещенной комнате, заполнявшую страницы блокнота именем, которое теперь знакомо мне, как имя старой подруги. Я обещала Бернис – или Изабель, как я думала о ней, – что мы приедем в гости, и вот уже в третий раз мы с мужем отправились в Англию. На этот раз, когда самолет приближался к лондонскому аэропорту Гатвик, я ощущала спокойствие и некое чувство принадлежности, как будто возвращалась домой.

После быстрой остановки в Кораме и в музее госпиталя, где нас встретили щедрые улыбки и теплые объятия членов персонала, с которыми мы встречались во время предыдущей поездки, мы сели в поезд до Беркхамстеда, чтобы провести вечер с Лидией Кармайкл, главой ассоциации «Олд Корам» и бывшей одноклассницей моей матери.

Когда мы вышли на станции, женщина старше восьмидесяти лет направилась ко мне. Ее глаза оживленно блестели, а щеки разрумянились от холода.

– Должно быть, вы Жюстина! – воскликнула она и обняла меня. – Вы так похожи на вашу мать!

Я улыбнулась, больше не уязвленная этим сравнением и даже испытывая некоторую гордость.

Мы провели остаток дня, гуляя по старой территории госпиталя, расположенной лишь в нескольких минутах от дома Лидии. Лидия объяснила, что она не всегда жила в Беркхамстеде, но, когда появилась возможность, решила вернуться обратно.

Она не возражала против соседства с источником множества болезненных воспоминаний.

– Раньше я стыдилась моего прошлого, – пояснила она. – Мы все были такими. Но теперь я готова кричать об этом с крыши! Я горжусь быть найденышем.

Действительно, она стала местной знаменитостью. Лидия выступала с лекциями для школьных групп и гражданских организаций, делясь историями о прошлом госпиталя со всеми, кто хотел слушать. Она появлялась на телевидении и встречалась с несколькими членами королевской семьи, включая королеву, герцога Эдинбургского, принца Чарльза и герцогиню Кембриджскую[95].

Пока мы гуляли вокруг, Лидия, которая сохранила имя, полученное в госпитале вместо возвращения своего первоначального имени, делилась историями, которые были мне уже хорошо знакомы, – о том, как дети крали морковь в «Саду Победы» и дружно маршировали, когда умерла мисс Вудворд. Лидия показала мне комнату, где они проводили свои полуночные пиршества, их спальню (теперь классную комнату) и кабинет мисс Райт. Но мы решили не спускаться по крутой лестнице, которая вела в бывшее бомбоубежище, остановленные знаком, предупреждавшим об асбестовом загрязнении.

– Это были ужасающие ночи, – вспоминала она, пока мы глядели в мрачный лестничный колодец. – Сплошное безумие, понимаете? Безумие! Нам приходилось так долго идти, чтобы добраться до бомбоубежища. Вой сирен предупреждал о том, что немцы уже близко, но нас сначала заставляли построиться по двое, а потом отводили в туалет! О чем они только думали? Не о нас, это уж точно.

Я спросила, знает ли она, где мисс Райт запирала мою мать. Она не могла вспомнить, но припоминала девочку, которой было велено оставаться в классной комнате в качестве наказания. Сотрудники забыли о ней, и, хотя дверь была не заперта, она оставалась там до следующего утра в страхе, что ее накажут еще строже, если она уйдет. На следующий день ее и впрямь наказали – за то, что она ночевала в классной комнате.

Пока мы с Лидией бродили по коридорам, то время от времени подходили к обрамленным фотографиям найденышей, висевшим на стенах и напоминавшим нынешним ученикам об истории здания. На большинстве фотографий можно было видеть группы одинаково одетых девочек и мальчиков, выстроившихся перед почетными гостями в часовне или сидевших за партами в классных комнатах. На одной были изображены девочки с игрушками.

– Вот она я, – сказала Лидия, когда мы наклонились, чтобы посмотреть ближе. – Знаете, это была всего лишь постановка.

Она объяснила, что большинство фотографий было сделано для публикации в жизнерадостных газетных статьях, превозносивших достоинства госпиталя.

– Они отнимали у нас игрушки сразу же после того, как делали фотографии, – добавила она. – Они даже не позволяли нам сохранять игрушки, вот как плохо это было.

Наша беседа