Курумо он почти не видел: подросток приходил только ночевать, все остальное время пропадал по своим таинственным делам, ничего не объясняя.

Шел пятый день пребывания Альмара в доме Та-Кона, когда ему впервые пришла в голову мысль забраться на крышу дома. Старший подмастерье, у которого мальчик спросил разрешение, лишь пожал плечами:

— Постарайся не упасть на мостовую, нам некогда отскребать камни от твоих внутренностей.

Наверху было холодно и солнечно, дул ветер, пробирая насквозь. Альмар прикрыл чердачную дверь и осторожно ступил на влажные черепицы — наследство ночного дождя. Глубоко вздохнул, запрокинул голову, подставляя лицо солнечным лучам, раскинул руки в стороны. Казалось, что свет вливает в него живительные силы, дает ему что-то еще, не имеющее названия, но очень важное.

— Ты светишься, — сказал за спиной удивленный детский голос. Альмар вздрогнул, резко развернулся, едва не потеряв равновесие на покатой черепице, и оказался лицом к лицу с голубоглазой девочкой лет семи, одетой в изящное светлое платье из каганатского шелка. В длинной косе, обернутой вокруг головы, блестела жемчужная нить. Судя по всему — дочь богатых нобилей. Что она делает здесь, на крыше дома в квартале ремесленников?

— Странно, — продолжила та задумчивым тоном. — Я вижу, что ты Темный, ты не должен любить солнце и тем более светиться.

— А ты в этом разбираешься? — спросил мальчик.

— Конечно, — уверенно кивнула та. — Я…

— Нита, — укоризненный голос, на этот раз принадлежавший взрослому, прервал ее на полуслове. — Ты докучаешь человеку. К тому же нам пора.

Альмар завертел головой, но в этот раз источник голоса не обнаружил. Девочка между тем недовольно топнула туфелькой, черепица под ногой опасно скрипнула:

— Вот так всегда, стоит мне познакомиться с кем-нибудь интересным…

— Нита! — бесплотный голос стал сердитым.

— Ладно, ладно, уже иду, — отозвалась она, хмурясь, потом кивнула мальчику:

— Тебя как зовут?

— Альмар…

— Хорошо, я запомню… — и, отвернувшись от мальчика, подбежала к краю крыши и прыгнула в пустоту. Альмар охнул и едва удержался, чтобы не броситься следом. Осторожно подошел к кромке и посмотрел вниз. Потом по сторонам. Потом на всякий случай наверх. Но ничего, напоминавшего девочку или же ее разбившееся тело, не увидел.

* * *

В небольшой комнате стоял сумрак, еще легкий, дневной, какой всегда бывает, когда единственное крохотное оконце выходит на север, а высокая громада одной из сторожевых башен Радоги, нависающая над домом, прячет все вокруг в тени. Впрочем, Мэа-таэля такие мелочи, как недостаток света, заботили мало. Намного интересней казалось наблюдать за действиями высокого старика, обладателя длинных волос, заплетенных в десяток мелких косиц. С тех пор, как старый шаман поселился в Радоге, прошло уже полдюжины лет, и последние черные пряди в его шевелюре побелели. Седой, как лунь. Но столь же мудрый, столь же сильный, как прежде. Шаманы живут дольше обычного человеческого срока.

— Ты и сам бы сделал не хуже, — хмурясь, проворчал между тем тот, выкладывая из шкатулки на грубо сколоченный стол разные предметы. — Уж этому-то мой брат тебя научил.

— Научил, — добродушно согласился Мэа-таэль, разглядывая очередной из них — выточенную из белой кости пуговицу. — И я сделал бы, будь у меня полгода в запасе и все необходимые ингредиенты. Вот только потребуется это через пару дней, если не раньше.

— Мальчик мой, что вы в этот раз задумали? — старик бросил на полукровку быстрый пронзительный взгляд, потом развернул плотную холщевую ткань и достал нечто, напоминающее гусиное перо, только сделанное из чистого золота; аккуратно коснулся пером каждой выложенной вещи. Движения его рук были уверенными и четкими, никак не выдавая почтенный возраст своего обладателя.

— Дед, ну перестань, — полуэльф поморщился. — Просто поверь на слово, что это необходимо, и не выпытывай детали.

— Четыре маски на якорях — наверняка что-нибудь противозаконное… — шаман недовольно покачал головой. Мэа-таэль рассмеялся:

— Ты, похоже, забыл, кому я служу. Он сам себе закон. Не беспокойся, дед…

— Как я могу не беспокоиться, если вижу, что у тебя самого душа не на месте, — возразил старик. — И не пытайся спорить: уж что-что, а читать эмоции глупых мальчишек я еще не разучился. Что на сей раз нужно твоему магу?

— Скоро узнаешь, — пообещал Мэа-таэль.

— Зря ты связался с Темным, — сурово сказал старик. — У всех магов от Дара сносит голову, но у Темных в особенности.

— И это говоришь мне ты, служитель Многоликого? — усмехнулся полукровка. — Владыка всегда благоволил магам.

— Кто Он, и кто мы, — возразил шаман, отступая от стола и оглядывая то, что получилось. — Где Он, и где мы. Для Него что маг, что простой смертный, разница невелика, а мы этим магам немногое способны противопоставить. Понимаешь ведь, что будет, если твой маг вдруг в тебе усомнится или разочаруется.

— И что же? — с интересом спросил полуэльф.

— Будет у меня на одного внука меньше, вот что, — припечатал шаман. — Мало того, добавишь нам своей смертью такого опасного кровника, какого у семьи уже лет сто как не было. Не смейся, мальчишка, не смейся! Ведь то, о чем я говорю, ты и сам не раз продумывал. Если скажешь, что нет, не поверю. При всей своей легкомысленности дураком ты никогда не был.

— Дед, если бы не Тонгил, было бы у тебя уже давно на двух внуков меньше, — перестав улыбаться, возразил Мэа-таэль. — И я тоже не поверю, если скажешь, что забыл об этом.

— Помню, — тяжело ответил старик. — Хорошо помню. Но верить магам не умею, уж не проси.

Полукровка пожал плечами:

— Думаю, Тонгила это не слишком расстроит. Хотя, чтобы ты о нем ни думал, для Темного он достаточно вменяем.

— Наслышан, — хмыкнул шаман. — Можно подумать, твоего мага сама богиня Льда породила — ничто его не пронимает. Сколько на него уже было покушений? За третий десяток перевалило? И ни одного приступа мании преследования, ни одной вспышки безумия, как у прочих магов. Даже поведения своего и привычек не изменил. Другим хватало и пары встреч с наемными убийцами, чтобы начать жечь всех чужаков в пределах видимости или запираться в замке безвылазно.

— Вот видишь… — начал Мэа-таэль, но старик перебил:

— Именно что вижу, причем то, что не видишь ты. Твой Тонгил — и не человек вовсе.

— Ты хватил, дед! — не выдержал полукровка.

— Послушай меня, мальчик, — старик уставился на него пронзительными черными глазами, такими же яркими и живыми, как у самого Мэа-таэля. — Послушай, что скажу. Может, я и ошибаюсь, может, старый шаман и выжил из ума, но хотя бы допусти такую возможность: Тонгил не человек.

— А кто тогда?

— Точно не знаю, — старый кочевник покачал головой. — Кое-какие догадки у меня есть, но говорить вслух пока остерегусь. Оставил бы ты эту проклятую службу, мальчик, до добра она не доведет.