40 солдат и 1 офицера взяли в плен. Отряд захватил 7 пулемётов, 5 автоматов, 10 винтовок, 2 ящика гранат, 16000 патронов, 3 радиостанции и 64 подводы с продовольствием и обмундированием.

Пленный лейтенант 230 полка 76-й немецкой пехотной дивизии Карл Вендель рассказал: «За время войны 230-й полк потерял до 60 процентов личного состава офицеров. Некоторыми ротами сейчас командуют фельдфебели. В дивизии преобладают офицеры запаса. Большинство из них тяготятся военной службой. Офицеры жалуются на усталость и говорят о необходимости смены».

* * *

— Станция Березайка, кто приехал, вылезай-ка, — зло сказал Сергей и дёрнул фрица за рукав, вынуждая сползти с сиденья.

Тот неохотно подался, увидел хмурое лицо Сергея, два автомата и винтовку и быстро залопотал что-то по-немецки, всхлипывая и мотая головой, поскольку руки у него были связаны.

В школе Сергей учил французский и даже знал его вполне сносно, поэтому из немецкой речи пленного сумел выудить общее для романских языков и понял, что немец просит не расстреливать.

— О как! — заметил он больше сам себе. — А когда меня уложить старался, о смерти не задумывался? Чужая смерть не своя, её вроде бы и нет, подумаешь — человеком больше — человеком меньше.

В ответ немец конвульсивно дёрнулся, дрожа нижней губой. Он был одного роста с Сергеем, но крепче и шире в плечах. Темнота мешала рассмотреть его пристальнее.

— Пойдём, шнель. Петролеум аллес, — собрав все свои запасы немецкого, сказал Сергей. Пихнув пленного вперёд, он закинул за спину оружие, которое передавило плечо неимоверной железной тяжестью.

Мороз выстоялся такой сильный, что воздух буквально хрустел при вдохе и выходе. Запалив спичку, Сергей посмотрел на часы — шесть утра, рассвет ещё не скоро, а жаль: сориентироваться по солнцу не выйдет, придётся идти вслепую.

Он кинул взгляд на немца — тот покорно переминался с ноги на ногу, но увидев, что на него смотрят, сразу выпрямился.

Сергей не боялся, что немец сбежит. Куда он денется посреди снежной равнины огромного озера, да ещё со связанными руками? Хотя сам на его месте точно рванул бы прочь — лучше замёрзнуть насмерть, чем плен. Но немцы — не русские, они свою шкуру берегут, да и погибать на чужой земле, наверно, не хочется.

Свои могли быть с одинаковым успехом и в десяти метрах, и в десяти километрах, как повезёт. Сергей первым пошёл навстречу ветру прочь от машины. Сзади за ним тащился фриц. Чтобы немец выделялся на снегу, Сергей предварительно стянул с него маскхалат и теперь, оглядываясь, видел, как тёмная фигура спотыкаясь, брела среди торосов.

Под тяжестью трёх оружейных стволов Сергей стремительно терял силы. Ноги в валенках двигались, как две деревянные колоды, и он упорно вколачивал их в снег метр за метром. Чтобы дать спине отдых, он остановился и оперся руками о коленки. Повешенные на шею автоматы тянули вниз, а винтовка за плечами ощетинилась дулом вперёд и легла на затылок. Видела бы Катя!

Сергей подумал, что при встрече обязательно расскажет ей, как впотьмах брёл по льду, нагруженный оружием в придачу к пленному фашисту.

Немец отстал на несколько метров. Втянув голову в плечи, он ковылял мелкими шажками, нелепо вихляя телом, словно парализованный. Причину его странных телодвижений Сергей угадал, когда заметил, что немец обут в кожаные ботинки с шерстяными обмотками. Наверняка ноги внутри уже превратились в две ледышки.

Прогоняя внезапную жалость, он ожесточённо сказал:

— Замёрз? Это тебе не фатерланд.

Сергей показал пальцем, чтоб немец развернулся и скрутил с его рук проволочные путы. Моргнув белёсыми ресницами, немец жалобно замычал.

Они снова пошли по снежной равнине, туда, где медленно наливалась светом узкая полоса неба.

Стараясь не думать о ледяных иголках, впивающихся в лицо, и о неимоверной тяжести оружия, Сергей представлял себе, как приедет в Ленинград, вызовет Катю и скажет:

— Знаешь, Катюшка, а ведь я тебя, наверно, люблю.

Нет, не так. Надо говорить без всяких «наверно». Нужно взять её руки в свои, посмотреть ей в глаза и твёрдо потребовать ответ, выйдет она за него замуж или нет. Ничего, что ей всего восемнадцать — в войну взрослеют рано.

Ветер крепчал с каждой секундой. Немец, двигавшийся позади, казался неясной тенью. Сергею приходилось часто останавливаться, чтобы дождаться, когда он приблизится хотя бы на метр.

И ни души кругом! Ни обоза, ни машины, ни урчания трактора вдалеке.

Один раз почудилось, что у горизонта виднеется купол санитарной палатки, но вблизи взгляд уткнулся в огромный сугроб, из которого торчал конец лыжи. Сугроб с лыжей — это хороший ориентир на обратном пути к машине. Воткнуть бы ещё эту лыжу вертикально да привязать тряпку в виде флажка.

Он попытался выдернуть лыжу. Облитое коркой льда дерево представляло собой сплошной монолит со слежавшимся снегом. Сергей отогнал мысль о том, кто лежит внутри этой ледяной могилы и сколько таких подснежников утечёт в Ладогу вместе с весенним половодьем.

Лично он обязан выжить, чтобы сказать Кате самые важные слова, которые мужчина должен говорить единственной женщине.

Подгоняя немца, Сергей оглянулся, но глаза скользнули по ровному полю. Сбежал? Провалился в полынью?

Несмотря на то, что тело стонало от холода, он заставил себя повернуть назад. В морозном воздухе автоматы на груди клацали друг о друга, сопровождая каждый шаг сухим треском. Дыхание рвалось и останавливалось. Сергей снял с рукава щепоть снега и сунул в рот, сам не зная зачем. Пить и есть не хотелось.

Немец лежал между двух торосов и, не мигая, смотрел вверх. Рассветная марь позволила разглядеть круглый подбородок с серой щетиной и курносый нос.

Не в силах нагнуться, Сергей ткнул его носком валенка:

— Вставай, иначе смерть. Капут, понимаешь?

Немец шевельнулся и сделал попытку подняться на локте, но снова соскользнул на снег и затих.

Резким движением Сергей сдёрнул с плеча винтовку, нацелив её в лоб, прикрытый серой каской, из-под которой выглядывала кромка вязаного шлема.

— Вставай!

Глаза немца выразили бесконечную усталость. Он покорно прикрыл веки, приготовившись принять выстрел. Сергей понял, что грань между жизнью и смертью у него уже пройдена и на испуг его не возьмёшь.

— Замерзай, фашист, плакать не буду.

Разворот на прежний путь забрал остаток сил. Сергей постоял, собираясь с духом, сделал насколько шагов вперёд и вернулся. Не смог оставить замерзать человека. Пусть фашиста, который несколько часов назад поливал его автоматными очередями, пусть врага, но всё же человека, который дышит, чувствует, боится и плачет. Лежачего не бьют.

— Вставай, тварь, иди!

Автоматы на груди висели тяжёлыми гирями, а колени едва