По многим причинам следовало бы радоваться гибели этого зловредного червя. Он посмел перехватывать выгодные контракты с Винландом и Батаррой. А чрезвычайно прибыльный торговый путь, каким Дантракс вез виноград, с подозрительным постоянством навещали бандиты, причем именно там, где путь пересекал земли Мантракса.

Но вот способ его гибели…

Если б он подавился бычьей костью, или обнаружил особо примечательный способ подохнуть от подагры, или удушился под обвалом собственного золота… ну, торговые гильдии Винланда и Батарры это бы поняли и даже, возможно, исполнились бы уважения. Они все втайне желали смерти от сладостных излишеств. Но Мантраксу не хватило приличия умереть так. И в жизни, и в смерти Мантракс оставался наглым ублюдком шлюхи-игуаны.

Народное восстание. От известия Дантракс чуть не плюнул огнем.

Правда, Дантракс бы очень обрадовался, если бы и в самом деле удалось плюнуть огнем. Но не в этом дело.

Дело в хреновом пророке. Гребаном герое оборванцев. Цена за него все выше. Боги святые, за него загнули столько, что можно отправиться на охоту самому!

Дантракс фыркнул. Ему понравилась собственная шутка. Из ноздрей вылетели две жалкие струйки дыма и рассеялись на вечернем ветру.

Вот оно что — дым.

Именно он щекочет ноздри.

А раз дым, значит…

Но он же сам не мог. Хотя, в принципе, хм, мог, но вот только не получается в последнее время. Наверное, глотка раздражена. Простыл, что ли? Само собой, огонь вернется со дня на день.

Дантракс поднялся на лапы, втянул воздух, пытаясь отследить запах. Неужели остальные драконы узнали про его временную проблему? Но разве все они сейчас не сидели в жерле Пасти преисподней, издеваясь над великим Дантраксом?

Он вскарабкался на край огромной воронки, где лежали его сокровища. Короны и монеты скользили под лапами, лезть было тяжело. Но Дантракс превозмог неудобство, расправил крылья, взмахнул ими, взлетел и обозрел горизонт. Там, вдалеке, напротив заходящего солнца, — красное пятно. Африл. Его, Дантракса, опора. Сосредоточие мощи, гарнизон, сборный пункт для всех клятых богами налогов.

И опора пылала. Ее дым полз к хозяину над озерной водой.

Оскалившись, Дантракс ударил крыльями и отправился творить ад тому, кто посмел нарушить вечерний отдых властелина Африла.

Билл поднялся из трюма в мир, полный огня и хаоса.

— Боги, что же вы сотворили?

Африл превратился в пылающий скелет города. Повсюду клубы пепла, облака дыма и лютые вопли. По всему гарнизону солдаты и горожане — кучи, толпы, груды окровавленной дергающейся плоти, мелькающих рук и ног.

— Это все Фиркин, — пробормотала Чуда.

— Но вы должны были руководить всем! — рявкнул Билл.

Злость и обвинения не лучший способ разрядить ситуацию. Но Билл не мог сдержаться. Он не верил глазам. Ну как же так?!

Снова все полетело Сую в задницу. О чем он только думал? Как позволил Летти подбить себя на такое?

Он поглядел на нее — и увидел отражение собственного ужаса в ее глазах. Ее губы сложились в маленькое удивленное «о».

Ах, эти губы…

Они на пару секунд прервали его замешательство. Нет, конечно же, нельзя винить Летти, даже если она в чем-то и заслуживает осуждения. Ведь Билл сам понимал, что не вполне представляет последствия своего плана, — но тем не менее решился выложить его начистоту. Хотя знал, сколько жизней поставлено на карту.

Боги, сколько же тел усеяло сегодня улицы Африла? За сколько еще смертей он, Билл, ответственен?

— Это не город, — пробормотал он. — Это, мать его, похоронный костер.

Летти покачала головой.

— Нет. Гораздо хуже. Это маяк. Сигнал Дантраксу, что кто-то напакостил в его вотчине. Нам нужно выбираться отсюда, пока он не заметил. Пока не прилетел и не изжарил нас заживо.

Боги святые, она права. Но Билл не мог и двинуться с места, остолбенелый от чудовищности катастрофы.

— Пошли! — вскрикнула Летти, ухватив его за рукав. — Нужно убираться, пока не поздно!

— Э-хм, — пророкотал Балур. — Насчет пока не поздно, хм…

— Ох! — выдохнула Чуда.

Основательно выдохнула, чтобы освободить место все разрастающемуся изумлению.

Дантракс парил над водами озера Африла.

Он был величественен: обрывок небес, отделенный от космической сферы и получивший жизнь. Размах крыльев — длиною во дворец. Чешуя — цвета разгорающихся углей, чернота, подернутая раскаленным багровым сиянием. Когти — серая полированная сталь, зубы — желтизна старого пергамента. Дракон плыл на термальных потоках над озером, словно король, направляющий скакуна в битву. Его жилистый хвост рубил воздух. Чешуи на спине вздымались, словно рыбий плавник. Массивная голова — размером с фургон, и почти во всю ее длину — колоссальные челюсти.

И глаза — яркие, желтые, пылающие.

На мгновение Чуде показалось: их взгляды встретились сквозь воды и расстояния, словно любовники на первом танце. Драконьи глаза врезались в душу, снесли напрочь все ее слои, всю заботливо выстроенную броню учености, морали, человечности, оставили только пламя, мотыльком пляшущее в огромной зенице.

Но Чуда не осталась одинокой в наготе души. В короткое, но показавшееся упоительной вечностью мгновение Чуда поняла: у дракона та же пылающая неистовая природа, первобытное зверство — но и величие. Он правил долиной, потому что в его природе заложено править. Он — властелин, король, венец творения.

А потом Дантракс заревел.

Чуда охнула — и не смогла вдохнуть. В ней не осталось места для воздуха, вытесненного изумлением.

Звук прокатился сквозь нее, отозвался живой дрожью в каждой клетке — и стал никем не слыханной, сокровенной музыкой духа.

Чуда жадно впитывала каждую, даже самую крошечную мелочь, стараясь намертво запечатлеть ее в памяти: число зубов, их примерную длину и ширину, размах крыльев, количество костей в каждом, их движение при махе относительно спины, форму мускулов, напрягшихся, когда дракон замедлился над берегом и завис на мгновение в воздухе, даже тип и размер жировых складок, свисавших с грудной клетки. Величественным было даже драконье брюхо. Такой размер и дерзкая округлость! Такой пупырь!

Чуда попыталась разложить все по полочкам. Заставить себя запомнить все так, как будет представлять потом.

С берега доносились дикие крики убивающих и убиваемых — тех самых людей, о которых Чуда заботилась по пути сюда, кого отчаянно старалась сделать довольными и здоровыми. А теперь ей было наплевать. Все осталось за спиной, заслоненное представшей взгляду упоительной роскошью.